Гучков секунды две таращил на Глебова глаза, потом сказал, спохватившись:
– Не слыхал, милейший, не слыхал… Странный какой-то генерал. Не находите?
– Странный, странный, – задумчиво покивал подполковник. – Однако не очень все это хорошо.
– Что ухлопали-то его? – подсказал Гучков и сам же смутился вульгарности выражения.
– Не в том дело, – чуть поморщился Глебов. – Люди у них какие-то особенные подбираются, у большевиков. Непримиримые, яростные, умелые.
– Зажмем, голубчик, с вашей помощью зажмем! – воскликнул Гучков и, похоже, готов был произнести на эту тему чуть ли не речь.
Подполковник искоса глянул на него и коротко, официально поклонился, прищелкнув каблуками:
– Спасибо, господин Гучков, вот только это мне и нужно было выяснить…
Он снова глянул на черные ночные окна; за ними в шальной сумятице толокся первый метельный снег…
1965-1966.
Эта удивительная история о Петре Ковалеве и его друге Дмитрии Бороздине – выдумана ли она автором или нет?
Как ни странно, я и сам не знаю.
Почему – объясню.
Летом 1954 года ко мне пришел житель города Березовского Александр Семенович Мякишев и рассказал, что из рук покойного А. Н. Пятницкого, известного на Урале журналиста и краеведа, получил в свое время тетрадочку с дневниковыми записями участника англо-бурской войны П. Н. Ковалева, обнаруженную в делах бывшего жандармского управления. Переписав дневник, тетрадочку эту А. С. Мякишев вернул А. Н. Пятницкому, а тот будто бы сдал ее в государственный архив.
На основе этого дневника А. С. Мякишев написал и в 1955 году опубликовал в альманахе «Боевые ребята» нечто вроде повести «Путешествие в Африку» в литературной обработке Н. Катковой. В этом небольшом, на двадцати пяти страницах, произведении англо-бурской войне было отведено лишь полторы страницы.
Я искал подлинник дневника Ковалева. Ни в личных бумагах А. Н. Пятницкого, ни в архивах обнаружить его не удалось. Однако интерес к этому делу у меня не исчезал.
Изучая историю англо-бурской войны и участия в ней русских, я пришел к убеждению, что рассказанное А. С. Мякишевым вполне могло быть. Эта убежденность превратила для меня возможное в реальное.
Так родился «Странный генерал». И сейчас мне уже трудно сказать, выдумка ли он или был в действительности. Я только знаю, что описанное мной – историческая правда.
В обращении с фактами я старался быть скрупулезно точным. Не скрою, исследователь во мне часто подавлял художника. Однако это было необходимо: насколько мне известно, «Странный генерал» – первый в советской художественной литературе опыт повествования об англо-бурской войне, и фактическая точность в ее описании представлялась мне весьма важной.
Эпилог романа может показаться читателю скороговоркой: так много спрессовано в нем. Но рассказывать об этом подробно – значит, написать еще одну книгу.
