И она сказала:
— Если дочь тебе дорога, то можешь ради этого и наплевать на ваши с братом отношения. Позвони сам.
Игорь только головой покрутил:
— Ты сегодня чокнутая совсем. Что ты собираешься делать вообще?
— Ждать. Рано или поздно она придет.
Он опять покрутил головой и пошел в кухню. Допивать вино. А потом поплелся спать.
Лиза задремала.
Разбудили ее голоса.
Они слышались из прихожей.
— Сейчас! — злорадствовал голос Игоря. — Сейчас мать тебе устроит! Сейчас она тебе голову открутит!
Что это он меня таким пугалом выставляет? — подумала Лиза.
Зажегся свет, Настя стояла в двери, съежившись, с виноватым видом.
— Мам, ты только не ругайся, — торопливо заговорила она. — Понимаешь, мы поехали на набережную погулять, ничего особенного, а потом смотрим — уже почти час, транспорта нет никакого, на такси денег нет ни у кого… Ну и мы пешком…
— Даже у Степана денег нет? — спросил Игорь.
— Его не было с нами.
— Так. А кто же был?
— Ну, люди всякие. Ты их не знаешь.
— Сколько?
— Какая разница?
— Большая! В пятнадцать лет она приходит в третьем часу ночи! А что будет потом? — накалялся Игорь, выполняя, быть может, роль Лизы (потому что посматривал на нее, словно каждую секунду ждал ее вступления в разговор, а пока был вынужден в одиночку нести тяжкий родительский груз). — Может, там всего один был? А? И не на набережной, а? Ты кем растешь? Кем вырасти хочешь? Панельной девочкой, да?
— Игорь, заткнись! — сказала Лиза. — Иди спать!
Игорь, оскорбленный тем, что его педагогический пафос не понят, ушел.
— Иди сюда, — сказала Лиза.
Настя, исподлобья глядя на нее, приблизилась.
Лиза подняла руку, Настя отшатнулась.
Она что же, била ее, что ли?
Лиза встала, обняла ее за плечи, усадила рядом с собой. Погладила по голове. Настя вдруг всхлипнула.
— Я тебя не трону. Я тебя била? Сколько раз я тебя ударила? — спросила Лиза.
— А я считала? А ты сама не помнишь? Раз пять. Два раза по роже, один раз полотенцем по спине, один раз сапогами тоже по спине и один раз по плечу курткой. А там пуговица была металлическая, у меня след от нее неделю не проходил.
— Я больше не буду, — сказала Лиза. — Только все-таки нужно предупреждать. В два — значит, в два. Если, конечно, я буду знать, что ты под защитой.
— Ага, так ты и разрешила!
— Если пообещаешь в два и придешь в два, разрешу.
— Ага. Скажешь: утром в школу, да то, да се!
— Ну и в школу. Поспишь поменьше один раз. Или на один урок опоздаешь. В конце концов, школа каждый день, а майская набережная не каждый день. Он симпатичный?
— Кто?
— Тот, с кем ты была.
Настя промолчала.
— Я никому не скажу. Мне просто интересно.
— Он в институте уже учится. Такой человек! Ты не представляешь, какой человек! На него все западают.
— Западают — это что?
— Ну, нравится он всем. А ему я нравлюсь.
— Я надеюсь, у тебя хватит ума не торопиться.
— В смысле, что ли, трахаться с ним? Обойдется! Годик подождет. А то я знаю их: свое получит и до свидания. Нет, я подинамить его хочу!
Настя сказала это удивительно опытным и разумным голосом.
— Вот и славно, — сказала Лиза. — Все, спи.
— Ладно. Нет, ты все-таки ничего у меня, — рассудила Настя. — Не самый худший вариант.
— Ты тоже, — сказала Лиза.
И они тихо посмеялись и разошлись.
Нет, как это ни грустно, Лиза пока не чувствует эту девочку дочерью. Никак не вспоминается. Но близость какая-то уже есть, тяготение к ней какое-то уже есть. Она говорила с ней как с самой собой — пятнадцатилетней. Поэтому, быть может, разговор и получился.
Все наладится.
Все будет хорошо.