Накануне Ханна взяла домой один из последних выпусков «Странных времен». Издание обещало странные, загадочные и необычные новости со всего света и «за его пределами». Просматривая статьи о таинственных существах, обсуждения абсурдных теорий заговора и истории о людях, которые творили всевозможную ерунду – в основном голыми – и выдвигали различные дикие предположения, Ханна почти слышала голос отца, спрашивавшего, что за бред читает дочь.
Она никогда не считала себя ханжой, но пребывала в изумлении от колонки с завуалированным названием «Совместное времяпрепровождение». Рубрика, похоже, выходила на регулярной основе и содержала список предметов, с которыми мужчины пытались заняться сексом, а женщины хотели сочетаться браком. Муж Ханны тоже был, по всей видимости, эротоманом, но его хотя бы никогда не ловили в объятиях терракотовых воинов. А если бы она последовала примеру женщины из Вайоминга и выбрала в качестве супруга комбайн для сбора урожая, то насколько иначе сложилась бы ее судьба.
Закрыв газету, Ханна еще раз взвесила в уме все за и против. Впервые в жизни она получила работу. И даже если та заключалась в публикации полнейшей чуши, да будет так. Значит, пора стать лучшей в этом деле. Кроме того, в мире наверняка имелись занятия и похуже. Хотя Бэнкрофт, без сомнения, вошел бы в список пяти самых ужасных начальников на планете.
Он руководствовался крайне необычным методом отбора статей, который вращался вокруг рыбы. При упоминании новой темы главный редактор либо задавал дополнительные вопросы, либо выкрикивал название одного из представителей морской фауны с номером и переходил к следующему пункту. После первоначального замешательства Ханна сообразила, что таким способом обозначались объем статьи и страница в газете. «Планктон» считался самым незначительным – всего пара строк, «креветки» занимали параграф, «форель» – два абзаца, «лосось» – три, «дельфинам» отводилась полоса, а «акулам» – целый разворот.
Этим профессиональный жаргон не ограничивался. Слово «жареный» означало, что к истории шли рисунки или фотографии, а «с пузырьками» – цитаты. И то и другое считалось отличным дополнением. Если Бэнкрофту не нравилась статья, он приказывал или «выбросить ее обратно», или «положить в морозилку». Последнее, по предположениям Ханны, являлось эквивалентом переноса материала на более позднюю дату.
«Кита» же они пока не нашли, отчего атмосфера в помещении начала накаляться, становясь неловкой. Этому также способствовал тот факт, что Бэнкрофт снял обувь со здоровой ноги, хотя ужасная вонь намекала: выводы насчет отсутствия болезней делать было рано.
– Итак, – произнес главный редактор. Ханна подозревала, что он заснул, потому что из-под книги уже давно не доносилось едких замечаний. – Пройдемся по материалам еще раз.
Когда все сотрудники газеты испустили дружный стон, Бэнкрофт выпрямился и огляделся.
– Простите, вы хотели сделать перерыв на обед? Надо было так и сказать.
Ханна поднялась с места, хотя подсознание твердило, что не стоило так поступать. Остальные воззрились на новенькую с жалостью. Именно таких взглядов удостоили бы соратники по стаду антилопу, которая начала бы хромать посреди опасной африканской саванны.
– Что же вы? – подбодрил подчиненных Бэнкрофт. – Не хотите последовать примеру новой Тины и отправиться перекусить или пройтись по магазинам, будто газету вовсе и не нужно выпускать? Подумаешь, издадим в пятницу бумажонку с всеобъемлющей, полнейшей, абсолютной, зияющей пустотой на первой полосе! Читателям нет дела, что мы не нашли достойного материала.
– О, – пробормотала Ханна, опускаясь обратно на место и делая мысленную пометку в значении слова «кит».
– Достаточно, Винсент, – упрекнула Грейс. – Ты донес до нас свою идею.
– Разве? А вот мне так не кажется! Ведь все засунули головы в… – Поймав ее предупреждающий взгляд, Бэнкрофт уже тише продолжил: – Сами знаете куда, и никто, ни единая живая душа не может предложить хоть что-то достойное.
– А нельзя… – выпалила Ханна и только потом с удивлением поняла, что именно осмелилась сделать.
