Власть — это тень народа, в народе я достиг пика верха, но он уже низок для меня, поэтому я пришел и говорю вам, возьмите меня в семью игроков, научите. Я ощутил вкус игры, не возьмете вы, возьмут другие, они усилятся, а вы ослабните, подумайте, прежде чем отказать мне».
Исповедь вторая: поезд мотало из стороны в сторону, я на верхней полке купе читал книгу, а внизу мой сосед с проводником пили горилку и закусывали ее домашней кровяной колбасой — сольтисоном, и сосед тихо рассказывал: «Фамилия моя на мемориальной доске погибших освободителей г. Ягодына (Украина). Воинская часть «списала» меня как убитого, а местные жители после боя пошли снимать с убитых обувь, одежду, словом, малость того, «помародерствовать». Добрались до меня, хвать за сапог, а нога в нем мягкая, живая. Забрал меня один хуторянин к себе, выходил». Я прислушался и слез вниз. Сосед мой оживился, глядя в окно своими синими недобрыми глазами, продолжил рассказ. «Я вор, я настоящий вор». После упоминания тюрьмы и срока проводник встрепенулся и ушел, а мы остались вдвоем.
«Знаешь, сынок, кто я?». Он не ждал ответа, да и не хотел, чтобы я отвечал. «Знаешь, что такое вор?» Он задумался, забылся, долго молчал, а потом спросил: «Что тебе рассказать?» — и опять задумался. «Было мне пять лет, когда мать сказала, что уезжает от отца, потому что тот бьет ее. Приехали мы в Одессу. Жили мы возле чумной горы, там мать работала на канатной фабрике. В 1933 году начался ужасный голод, из земли вырывали покойников и ели, ты этого не знаешь, сынок. Моя мать заболела туберкулезом, а я попал в детский дом. Трудное было время. Женщины–повара старались побольше унести домой своим детям, а мы пухли от голода. Сбежал я оттуда с каким — то татарчонком, и попали мы прямо в объятья, как сегодня говорят, криминала, а тогда просто беспризорной улицы. Я был маленький, делать ничего не умел, меня запускали во двор милостыню просить. Пока я просил, внимание отвлекал, старшие воровали.
Они–то убегали, а меня ловили и били, а в Одессе бить умеют. Я стал бояться людей и ненавидеть их.
Мыкался я так, мыкался, пока не подобрал меня один человек за то, что я ему понравился. Слепой случай и, наверное, удача. Отмыл он меня, откормил, привязался как к родному, своих детей у него не было. А где — то через полгода говорит: ” Ну что, пойдем работать». Он оказался самым известным в Одессе вором, и ему я обязан всем, а главное, он меня заново учил любить людей, очень справедливый был человек.
Работа у меня была простая и связанная опять с моим малым ростом. Подсаживали меня к форточке, я забирался внутрь квартиры и открывал ее. Однажды перепутали номера квартир, залезли к рабочему человеку. Учитель мой, дядя Коля, выложил все свои деньги на стол и оставил записку: “ Прости, брат, за беспокойство, шли к фраеру, а попали к тебе». Разыскал он и мою мать. Вылечил.
Да, ностальгия. У человека должен быть поступок, мечта, которую он хочет осуществить. Есть мечта, есть человек, нет мечты, нет человека.
Сынок, тебе сегодня повезло, может быть, ты выслушав меня, поймешь, что такое жизнь. Я построил свое светлое настоящее сам. Семья, связи, деньги, жаль, уже стар, не успею дожить до «всеобщего светлого будущего».
Сегодня вас всем калганом гонят в демократию. Это, конечно, лучше, чем один «пахан» над всем народом, но это усложняет правила игры, готовы ли мы к этому? У нас слишком примитивные желания и мечты, которые может осуществить и один «пахан» на хозяйстве. А ты попробуй думать своей головой, если никогда этого не делал.
Демократия — это ум. Если умные люди не находят понимания и вдохновения в своем народе, то это не демократия, это бардак. И этот бардак давно у нас Россией называется, а порядок в этом бардаке Родиной».
