Ни фига себе!
– Ага.
Неужели, я где–то глубоко внутри такая тупая? Только и знаю, что «ага» да «угу». И вообще, как я здесь оказалась?!
– Нет, почему же, я могу и по–умному. Значит так. Ты оказалась здесь, потому что феррооброазно–криминогенное ранение наложилось на маниакально–депресивную форму твоего желания обладать наибольшим зна…
– Хорошо, – перебила я. – А теперь то же самое, но по–русски.
– Можно и по–русски. Ты очень хотела узнать о своей роли в этом путешествии, а тут тебя еще и волк тебя тяпнул, вот ты и разговариваешь со мною у себя в воображении.
– А то, что ты мне сейчас скажешь – правда?
– Разумеется. Ведь это – твои мысли, я их всего лишь укомплектовала.
– Ну, хорошо, говори, – кивнула я.
– Все дело в этом предсказании Никалиноро. Насколько я понимаю… вернее, ты понимаешь, в этом предсказании, если Франсуа не врет о его существовании, действительно говорится о тебе. Ты действительно предназначена для спасения Торенты.
– С чего ты,.. вернее, я это взяла? – я уже полностью запуталась.
– Во–первых, мне так кажется…
Угу. Когда кажется, креститься надо.
– А во–вторых, именно ты нашла браслет этого Никалиноро.
– Ну и что? – до меня не дошло.
Да, да и еще раз да. Во всем виновата почта.
– А то, – насмешливо сказало мое подсознание, – что он выбрал тебя. А значит, ты и сама можешь колдовать. Скорей всего… Я, вернее ты, так поняла из разговора с Франсуа и Луисом… Кстати, пока ты спала, я, то есть ты, поговорила с браслетом, и он – то есть, возможно, ты сама своей магией – излечил тебя.
Потом «мое подсознание» говорило что–то ещё, но я уже не слышала этого из–за вспышек света и боли.
* * *
Я лежала на траве – это я могла сказать точно и определенно: какая–то наглая травинка щекотала мне нос, и я еле сдерживалась, чтобы не чихнуть. Ласковый лучик солнца лежал у меня на щеке, а невдалеке раздавался какой–то шепот. Понять, о чем там шепчутся, я не могла, а потому задумалась о своём видении.
Все–таки, что же это было? В начале, это путешествие смахивало на плохо написанную книгу жанра «фэнтэзи». Теперь же, после этого «общения с подсознанием» это тянуло, как минимум, на «жития святых».
Да? И кто же из нас троих святой?
Я?! Ну уж нет. Потяну, максимум на блаженную.
Франсуа? Где вы видели святого короля или принца? Гаутама не в счет.
Луис? Не смешите мои тапочки! Ему, с его зубками, осталось только побыть святым. Больше в этой жизни уже ничего не надо.
Я не хочу никого обидеть. Просто костантирую факты.
Мои размышления прервали какие–то шаги. До этого времени я лежала неподвижно, строя из себя умирающего лебедя (мало ли кто тут ходит. Вдруг эти «благародные прынцы» бросили меня и смылись), а теперь, лишь слегка приоткрыла глаза (так, чтобы не было заметно).
– Как Эжени? – кажется, это был Луис.
– Она еще не пришла в себя. А её рана кровоточит точно также как и вчера, и позавчера, и позапозавчера, – а это, по–моему, Франсуа.
– Ясно, – тяжелый вздох. – А ты давно менял повязку?
Я почувствовала, что моя нога, до этого момента туго перетянутая какой–то тканью освобождается.
– Вот, смотри… Что???
Я ощутила осторожные прикосновения.
– Нет даже шрама, не говоря уже о ране, – глубокомысленно заметил Луис. – Слушай, а может, ты перевязал не ту ногу?
– Может быть, все может быть. Но ран–то и на другой нет.
Рука, коснувшаяся моего лба, была такой приятно–прохладной. На меня начали накатывать волны сна.
– По–моему, она уже очнулась, – голос вампира звучал откуда–то издали.
Мягкая темнота без сновидений поглотила меня.
* * *
Я проснулась, когда уже стемнело. Проснулась, открыла глаза и несколько долгих минут не могла понять, где я нахожусь: шелестели травы, пели соловьи, а над головой раскинулись черные кроны деревьев.
– Как ты? – кто–то – в темноте плохо видно – помог мне сесть.
– Отвратительно. А где мы находимся?
– А где бы ты хотела быть? Во дворце?
По сарказму звучащему в голосе, я поняла, что разговариваю с Франсуа.
– Где угодно, только подальше от тебя.
Он тихо хмыкнул, но промолчал.
– Кстати, а где Луис?
Неподалеку горел костер.
