— Мать твою! — сдавленно изрыгала она, и ругательства попадали ему прямо в рот, скапливаясь на языке, на деснах и в гортани.
По опыту он был уверен, что эта борьба продлится недолго, что скоро лицо ее зальет краска, дыхание станет прерывистым, низ живота запылает и она раскинется в его объятиях, как послушный котенок. Все женщины таковы. Но он допустил ошибку, смешав общее и частное, и подтверждением этому стало то, что вскоре произошло на самом деле. Обездвижить шоферицу анестезией через рот не удалось. Сжав зубы, как тиски, она нисколько не ослабила сопротивления — наоборот, отбивалась все яростнее. Она царапала ему ногтями спину, пинала ногами, норовила поддать коленкой в пах. Низ живота у нее пылал, обжигая, как горящие угли, дыхание пьянило, как крепкое вино, и невероятно возбужденный Дин Гоуэр готов был терпеть физические страдания, но не прерывать поцелуя. Он даже попытался просунуть язык через ее сжатые зубы. Тут его и ждала неудача.
Он и представить себе не мог, какой готовился подвох, когда она чуть раздвинула зубы и его язык проворно скользнул ей в рот. Зубы шоферицы клацнули, и следователь взвыл от боли, которая пронизала все тело. Руки мгновенно слетели с ее талии. Он метнулся в сторону, ощущая отвратительный сладковатый привкус наполняющей рот жгучей жидкости, зажал рот рукой и про себя застонал: «Плохо дело. Без языка остался». Это было его первое горькое поражение за всю историю любовных похождений. «Вот ведь шлюхино отродье!» — костерил он ее, опустив голову и сплевывая кровь. В небе блистали звезды, вокруг все расплывалось как в тумане. Что это кровь, он не сомневался, хотя цвета не видел. Больше всего сейчас он переживал за язык, осторожно дотрагиваясь до него зубами и верхней губой. В основном вроде цел, только на кончике чувствуется небольшая, с горошину, дырочка, она и кровоточит.
Язык прокушен, но на месте, и придавленному бременем тяжелых мыслей Дин Гоуэру полегчало. «Хорошенькую цену я заплатил за этот поцелуй», — досадовал он. Хотелось проучить ее, но мысли в голове путались, и он не знал, с чего начать.
Она стояла, лицом к нему, в каких-то двух шагах. Ясно слышалось тяжелое дыхание, через тонкую рубашку чувствовалось тепло ее тела. Высоко поднятая голова, вытаращенные глаза, в руках неизвестно когда появившийся гаечный ключ. В свете мерцающих звезд четко видно искаженное гневом, невероятно живое лицо — лицо озорной девчонки.
— Острые зубки, — с невольной горькой усмешкой пробормотал он.
— Это еще не со всей силы! — пропыхтела она, с трудом переводя дыхание. — Я стальную проволоку-«десятку» перекусываю.
Благодаря этому диалогу настроение следователя вдруг улучшилось, и боль в языке притупилась. Он протянул руку, чтобы похлопать ее по плечу, но она бдительно отпрыгнула и занесла над головой гаечный ключ:
— Только тронь, прибью!
Он отдернул руку:
— Что ты, доченька, разве я посмею тронуть тебя! Никак не посмею. Может, мир, а?
Она опустила ключ и выдохнула тоном приказа:
— Воду в радиатор залей!
Накатывалась ночная прохлада, по спине пробежал холодок. Послушно взяв ведро с водой, он начал заливать ее в радиатор. Окутало жаром от двигателя, и стало теплее. Радиатор вбирал воду с бульканьем и хлюпаньем, как утомленный, жадно пьющий буйвол. Млечный Путь пересекла падающая звезда, вокруг стрекотали насекомые, а где-то вдалеке с плеском разбивались о песчаную отмель волны.
Он сел в кабину, глядя вперед, на яркие огни Цзюго, и вдруг ощутил себя одиноким отбившимся от стада ягненком.
Сидя на уютном диване дома у шоферицы, Дин Гоуэр пребывал в эйфории. Провонявшая потом и пропахшая алкоголем одежда уже валялась на балконе, продолжая посылать свои запахи в бескрайнее ночное небо, а тело обволакивал просторный, мягкий и теплый халат. На чайном столике лежал его изящный пистолет вместе с несколькими десятками патронов в обоймах. Корпус пистолета отбрасывал темно-синие отблески, а патроны отливали золотом. Откинувшись на диване и сощурив глаза в узкие щелочки, он прислушивался к плеску воды в ванной и представлял, как горячая вода из душа стекает по плечам и груди шоферицы. После того как она прокусила ему язык, все происходило словно во сне. Забравшись в кабину, он не произнес ни слова. Молчала и она. Он сосредоточенно и бездумно слушал, как рокочет двигатель и шуршат по шоссе колеса. Машина стремительно мчалась вперед, перед ними уже вырастал Цзюго. Красный свет, зеленый. Поворот налево, поворот направо. Через боковые ворота грузовик въехал на территорию Кулинарной академии и остановился на угольном дворе. Она вылезла из кабины, он тоже. Она пошла, он за ней. Она остановилась, остановился и он. Выглядело все это нелепо, но казалось вполне естественным. Он вошел в дверь ее квартиры солидно, будто муж или близкий друг. И вот теперь, с удовольствием переваривая ее великолепную стряпню, он сидел на диване, попивал виноградное вино и с восхищением оглядывал уютную, красиво обставленную квартиру, ожидая, когда она выйдет из ванной.
