Сергей Платонов провожал сузившимися глазами грузное тело поселенца Варашникова Николая Семеновича, более известного в определенных кругах под погонялом «Варан». «Тварь, — думал он. — Какая же тварь. Ради своих животных потребностей подомнет под себя окружающих. Находит садистское удовольствие, мучая людей слабее себя и наблюдая за мучениями. Какая среда, какая семья воспитала такое… Мгм, и слов-то не находится…»
Начальник оперативного отдела колонии-поселения, встал, потирая плохо заживший шрам на ноге, не дающий ему вернуться в строевые части спецвойск МВД. Отправили сюда, как в ссылку, — невесело размышлял капитан. — Чем я отличаюсь от этих? Разве что – другой стороной решетки… Они творят в условных рамках режима что хотят, а я… Я порой просто бессилен привести эту мразь к человеческому облику. Ладно, хорош философии. Завтра – третья бригада идет на план-задание в старые штольни. Бригада – та еще кампашка, и пятеро авторитетов напросились на задание туда же. А с какого боку план-задание на оператора электроустановок Еремина туда же выписали? Интересненько. Есть информация, что он что-то не поделил с Вараном. Значит – будут разборки, что чревато. Предотвратить? Не получается – поздно. Тащить с собой туда взвод осназа – перенесут свои терки на другое место и время. Попробую послушать что они там тереть будут, с чем разбираться, вмешаюсь – при необходимости. Обновлю специальные навыки, так сказать – лишь бы не передушить этих ублюдков в запале. Кстати, и гниду на выписке нарядов надо перевести на работы в гору – чтобы поменьше выполнял распоряжения паханов.
Утро двадцать второго июня никаких неприятностей не предвещало, за исключением ожидаемой разборки. Первая смена завершала работы в штреке. Днем нестройная группа расконвоированных – бригада в двенадцать человек – два звена горнорабочих разных специальностей, во главе с «бугром» – бригадиром, пятеро примкнувших к ним авторитетов – по наряду – «разнорабочие», тихо переговариваясь, двинулась по распадку к старой шахтной выработке, чтобы спуститься к нижнему штреку, ко второй смене. Тайга по сторонам старой лежневки плавилась от зноя, наполняя воздух ароматом хвойной смолы. По такому случаю даже гнус не донимал людей – ядреный запах смолы мошка не любит. Группа разбилась на три части по ходу движения – впереди бригада, на ходу покуривающая папиросы, обсуждающая планы на следующий вечер, обещающий быть выходным, следом за ними шел в одиночестве Иван Петрович Еремин. «Все в прошлом. Семья. Дети. Жена. Работа. Все. Ради чего ломался всю жизнь? Смешно, черт побери – бросил институт, лабораторию точной механики, КБ, влез в эту аферу с заводом. Знал ведь – все дышит на ладан. Станки, проводка, старые цеха… Вначале, конечно, пошло неплохо – поддержали старые знакомые, половину лаборатории на подряд перетащил – дело тронулось. НИИ – владелец экспериментального завода – владело семьюдесятью процентами акций. Когда конвейер стал собирать китайский мелкий ширпотреб в виде мотоплугов и прочей бензодребедени – появилась даже прибыль, люди потянулись на завод из города – платил работягам Еремин хорошо. Но… Все хорошо не бывает никогда – жена требовала все больше и больше денег, дирекция НИИ – увеличивала аппетиты, а тут еще комиссия из Москвы в НИИ. Москвичи обнаружили пропажи редкоземельных элементов, используемых в приборах для космоса… Говорили, что пропало столько, что если за бугор продать – новый город с НИИ „Точмаш“ можно построить, и на пяток заводов останется, подобных тому, где директорствовал Иван Петрович. Только покупателя на такое количество не сразу отыщешь – можно на раз весь российский рынок редкоземов обвалить с треском. Тогда и случился этот пожар. Под пожар списали и элементы, и Ивана. Списал дорогой друг и соратник – директор НИИ, которому завод принадлежал. И на суде выступил свидетелем обвинения, бил себя пяткой в грудь и рыдал, рыдал – дескать, как жестоко ошибся в человеке, оказавшимся чуть ли не поджигателем… А вот хищения, как ни старались обвинение и его свидетели, пришить не удалось… И приговор, в связи со сменой руководства в облпрокуратуре, имеет шанс на пересмотр… Да только к чему все это? За два года в колонии – ни письма, ни посылки. Как обрезало… Ну ладно. Жизнь не завтра кончается, а… мдя… может и сегодня кончиться – угораздило перейти дорогу этому м… Варану. Иду как на эшафот – под конвоем… Волки сзади аж скалятся – не уйдешь… Да и уходить не буду – как жил прямо, так и перед вами, перед мразью – не согнусь. А полезут – в сундучке для них сюрприз. Вчера после проверки в общежитие расконвоированных пришел капитан – начальник оперотдела колонии.
