Урра! У меня драгоценнейшая составная часть podex romanus! а все остальное обеспечит уже моя энергия — Что там башня — идиотизм!.. Я совсем о ней забыл. Башня — такая чушь!
16 августа.
Сегодня я развернул деятельность, достойную Фридриха Великого. Сразу утром я написал Хагенбеку, чтобы он прислал мне, хоть за миллионы, слезы гориллы. Потом послал за стекольщиком.
— Мужик, сможешь изготовить для меня стеклянную ловушку для поимки лучей планеты Альдебаран? — гаркнул я на него. — И через день принести мне пот алмаза? Ты стекольщик, подлец, у стекольщиков бывают алмазы для резки стекла.
— Ваше сиятельство, этого я не смогу сделать! — залепетал он.
— Собачья морда, — ору я, — и ты называешь себя стекольщиком? Или я получу и то и другое до завтра, или прикажу, чтобы тебя император собственноручно четвертовал и повесил.
— Ваше сиятельство — я это — сделаю, — пробормотал он, поплелся к двери и тут же выскочил вон.
Значит, и лучи мне обеспечены. Тогда я пошел искать помет змеи на папоротнике. В парке замка растет и папоротник под сосенками. И скоро я увидел белесую кучку, немножко похожую на воробьиный помет. Несомненно, я нашел и третий ингредиент. У меня есть помет змеи, перышко лягушки, Альдебаран обеспечен. Хотелось бы посмотреть на того, кто посмеет сказать, что будущий немецкий император не сможет получить от паршивого Хагенбека слезы гориллы. Ура! я спасен!
17 августа.
Святой Боже! Как я вчера безумствовал! Я дрожу при воспоминании обо всем этом… Меня стерегут. Главное, стекольщик меня доконал. Но у них, у рабов, не хватает смелости обратиться к властям. Но они точно дали знать моим родственникам, а те уж привлекут и власти. Они бы сделали это уже давно, если бы я для Вилли кое-что не значил…
Сейчас полдень. С утра чувствую себя почти нормальным. И что-то новое, такое сладкое, как будто такое белое вылупляется из меня…
Pereat podex romanus! Единственное мое спасение: башня! Если там будет солома, знаю, что вылечусь от безумия, даже будучи в сумасшедшем доме, и даже если бы меня лечили знаменитейшие психиатры мира! Если же вместо соломы найду — что-то другое… — Пусть тогда труп набросится на меня! Или пускай меня та живая, хохочущая где-то там в углу, заколет на смерть! Лучше ужасный конец, чем ужас без конца…
Иду туда сейчас же; не мешкая, иду в башню!
Перед полуночью.
Хи-хи-хи! Я там был. То есть в башне; не в голодной темнице, конечно, хе-хе-хе! Первую дверцу я открыл; но та, другая, была такая ржавая и безобразная, что я, крича, бросился оттуда бежать, и бежал, пока не оказался в своей спальне. Только через час я вспомнил, что оставил все потайные дверцы открытыми. И, представьте, пошел и закрыл все. И все шло совершенно легко. Я был как лунатик. Мне досадно, что я туда не вошел. Что-то вылупляется, вылупляется…
18 августа в час пополудни.
Хотя вчера вечером я опять безумствовал, сегодня у меня с утра lucidum intervallum. Знаете почему? Потому что я пьян в стельку. В голову мне пришла гениальная мысль, что буду всю эту сволочь вокруг меня обманывать тем, что все время буду вдребезги пьян. Не все ли равно, какая невменяемость. Объегорил же я полицейских, хотя моя задница заплатила за это вонючими слезами. Объегорю эдак и всю мерзкую гвардию своих родственничков!
Они уже собираются. Брат генерал здесь и две двоюродные сестрицы, обезьяны. Ну а что с меня взять? Я не держусь даже на четвереньках и только ору «Wacht am Rhein»[38].
Конечно, теперь я не дошел бы до башни, даже если бы — это самое — воспылал к ней страстью, как к — любовнице. И — знаете от чего я пылаю? Прежде всего, от сливовицы, потом от страха, а потом также — от какой-то тоски по ней — по этой моей половине… Конечно, она тоже мертвецки пьяна, как и я, хи-хи! Тянет меня туда, тянет…
Но таким образом я туда не доберусь. Мне не следует столько пить. Потому что, ничего не поделаешь, я должен туда идти! Podex — это глупости. Только башня мудра — мудра — а я пьян вдрызг — мне хочется спать — аминь.
Перед полуночью.
Опять luci-lucid… Но я сейчас не вдрызг. И спать мне тоже еще не хочется. Только приходится блевать.
