— Они лучше всех знали эту местность, по крайней мере, десять лет назад.
— Генри старшему почти шестьдесят пять, но он все еще мог забираться дальше всех в нашей компании, кроме твоего отца, а это включая и меня. Малыш Генри стал еще страшнее и тише, чем был, но я доверял им обоим в любой чрезвычайной ситуации за пределом города.
— Малыш Генри все еще работает в неотложке?
— Ага.
Мика, наконец, выпустил наши руки, чтобы вытереть высыхающие слезы на щеках:
— Я не могу уехать из больницы, прости Эл. Мама и Тай все еще у отца, и я надеюсь, что мне удастся еще раз поговорить с ним.
— Я тебя и не прошу, никого из вас, но после того, как двое Генри пропали, не хочу, чтобы там ошивались еще какие-нибудь гражданские.
— Это то же место, где пропали те люди? — спросила я.
— Почти рядом, — ответил он.
— В тех местах должно быть что-то реально жуткое, раз они пропали, — сказал Мика. Он нагнулся вперед, облокотившись на колени и уставился в пол, думая о чем-то плохом. Может о напавшем на него много лет назад верлеопарде? Это случилась в горах неподалеку отсюда.
— Как давно они пропали? — спросила я.
— Три часа. В обычной ситуации мы бы ничего такого не заподозрили, но в одно мгновение Генри и Малыш перекрикивались с другими исследующих местность поисковиками, и уже в следующее они просто исчезли.
— Что вы имеете в виду, просто исчезли?
— Гуттерман сказал, они крикнули «Мы что-то нашли». Но когда остальные спросили, нашли ли они убийцу, ответа не последовало.
— Удалось что-нибудь обнаружить, указывающее на то, где именно они находились перед исчезновением?
— Там в горах темно как в жопе. Мы ни черта не могли увидеть, а все собаки-ищейки брошены на поиски пропавшего ребенка и престарелого мужчины, который ушел из дома и заблудился. Ребенку три года, а у старика альцгеймер, и тебе ли не знать, как по ночам здесь становится холодно.
— Если они не найдут укрытия, то к утру насмерть замерзнут, — подтвердил Мика.
— Наши пропавшие туристы оба взрослые и в хорошей форме, а также имеют опыт пребывания в диких условиях. Генри могли соорудить себе укрытие и с легкостью переждать ночь.
— А вы уже использовали собак для поиска этих туристов?
— Одну, но создалось такое ощущение, что у нее отказал нюх. У ее дрессировщика даже термин этому нашелся: «глухой нос». Собака как будто совсем запуталась, словно не могла понять, чем это, черт возьми, пахнет. Он сказал, что никогда не видел, чтобы собака себя так вела.
— Она казалась испуганной? — спросила я.
Он покачал головой:
— А что?
— Некоторые собаки не могут выследить сверхъестественные вещи без спец-подготовки. Они кажутся испуганными или просто отказываются идти по следу.
— Нет, казалось, что сначала она уловила след, но потом вышла на поляну и начала бегать кругами. Дрессировщик дал ей понюхать запах еще раз из сумки с личными вещами, но собака не смогла его снова взять. Никогда не видел, чтобы с хорошей собакой творилась подобная чертовщина.
— Один из нас смог бы взять след, — сказал Мика.
Эл покачал головой:
— Нет, больше никаких гражданских.
— Анита не гражданская, а если мы будем в животной форме, она будет нами руководить.
— Ты действительно хочешь уйти из больницы и рискнуть пропустить еще одну встречу с отцом? — спросил Натаниэль.
Мика посмотрел на него, потом на пол и затряс головой:
— Нет, не думаю.
— Я бы мог это сделать, — вызвался Натаниэль.
— Нет, — хором сказали мы с Микой.
— Почему, нет?
Мы с Микой переглянулись. А что мы скажем, что он важнее для нас, чем все эти пропавшие незнакомцы? Что мы чувствовали себя его защитниками, а если отпустим его, то словно поставим под угрозу?
— А что если я пойду с Анитой и Натаниэлем? — спросил Никки.
— Гражданские, помнишь? — повторил Эл.
— Я не гражданский.
— Ты не коп и не военный, а значит гражданский.
— Я не штатский в том смысле, в котором вы думаете. Я не жертва в ожидании происшествия, и я вас не замедлю, и если наметится драка, я бы поставил на себя.
— Он хорош, Эл, — подтвердил Мика.
Арэс и Брэм подкатили к нам.
— Бывшие спецназовцы, помнишь? — спросил Арэс.
— Нужно чтобы кто-нибудь остался с Микой, — сказала я.
