Кроме того, вновь напоминал себе Рентелл, он ведь не собирался поднимать открытый бунт. Первопричиной его поступков была кратковременная досада, протест против общей скуки и безразличия, а также против гнетущего страха, который у населения вызывал уже сам вид сторожевых башен. Он не собирался бросить вызов их абсолютной власти (во всяком случае, не в данный момент), но всего лишь хотел очертить экзистенциальные границы их мира — если люди оказались в мышеловке, то пусть им по крайней мере достанется приманка. К тому же он считал, что вызвать реакцию со стороны сторожевых башен можно лишь благодаря поистине героическим усилиям, которые могут оказаться тщетными, поскольку башни в ходе контакта (если бы он вообще состоялся) придерживались бы только своих правил.
Это помогало Рентеллу понять экзистенциальную сущность происходящего, так как в данной ситуации граница между диаметрально противоположными понятиями не совпадала с общепринятой этической нормой. Водоразделом служила некая сумеречная зона, где существовало большинство быстротечных блаженств. Для Рентелла там был домик миссис Осмонд, туда он и стремился, ощущая себя наиболее свободным именно там. Но прежде — он это чувствовал — нужно было определить протяженность спасительной зоны; Совет же, отменив заседание, помешал Рентеллу сделать это.
Пока Рентелл ожидал повторного звонка Барнса, им все больше овладевало чувство разочарования и безысходности. Сторожевые башни, казалось, заполняли все небо, и он с раздражением задернул шторы. На крыше целыми днями слышалось легкое постукивание, и хотя ему хотелось узнать, что там происходит, он избегал выходить из дома.
Наконец Рентелл решил подняться наверх и на крыше увидел двух плотников, под руководством Малвени сооружавших настил из досок. Пока Рентелл, прикрыв глаза ладонью, пытался привыкнуть к яркому свету, на лестнице послышались шаги — поднялся третий рабочий, принесший две секции деревянных перил.
— Простите, что мы так шумим, мистер Рентелл, — извинился управляющий, — но к завтрашнему дню нам надо закончить.
— Что здесь происходит? — спросил Рентелл. — Уж не солярий ли вы делаете?
— Именно его. — Малвени указал на перила. — По совету доктора Клифтона, чтобы пожилым людям было уютно, поставим здесь стулья и зонтики от солнца. — Он взглянул на Рентелла, все еще стоявшего в дверном проеме. — Вам бы тоже следовало пойти сюда позагорать.
Рентелл поднял глаза к сторожевой башне, возвышавшейся почти над их головами. До ее металлического рифленого основания можно было легко добросить камушек. Крыша гостиницы оказывалась полностью во власти множества сторожевых башен, висящих вокруг, и Рентелл подумал, не сошел ли Малвени с ума — ведь никто не высидит здесь и секунды.
Управляющий указал на крышу здания на противоположной стороне сада, там кипела аналогичная работа. Уже натянули желтый тент, два места под которым были заняты.
Рентелл, запнувшись, прошептал:
— Но как же наблюдатели в сторожевых башнях?
— Наблюдатели?. — Один из плотников окликнул Малвени, тот на мгновение отвлекся, затем снова включился в разговор. — О, конечно, мистер Рентелл, отсюда можно наблюдать за всем, что происходит внизу.
Озадаченный, Рентелл вернулся в свою комнату, так и не поняв, то ли Малвени не расслышал его вопроса, то ли затевалась дурацкая провокация. А еще он мрачно подумал, что ответственность за подобные демонстративные выходки, возможно, ляжет на него. А вдруг именно он невольно выпустил на свободу подавлявшееся возмущение людей, которое копилось годами?
К удивлению Рентелла, скрип лестницы на следующее утро возвестил, что первая группа желающих позагорать отправилась на крышу. Перед ланчем Рентелл тоже поднялся туда и нашел там по меньшей мере человек десять, сидящих под сенью сторожевой башни и безмятежно вдыхающих холодный воздух. Никто из них ни в малейшей степени не был обеспокоен таким соседством. Словно отвечая какому-то внутреннему зову, загорающие собирались в шумные группки, располагались около домов, устраивались в оконных проемах, весело перекликаясь.
