И заодно покажет, что совсем не боится! Не боится чудовища, от одного имени которого они обмирают!
– Играйте! – крикнул он лютнисткам.
Те испуганно застреляли густо подведенными глазами. Жалобно тренькнула случайно задетая струна.
– Я сказал, играйте! – рявкнул аль-Амин.
Музыкантши робко потянулись к инструментам.
Тут со стороны галереи раздался топот подкованных сапог. Певички пискнули и сбились в пеструю кучку.
Буга вперся в арку, наполовину заполнив ее собой:
– Исполнено, мой повелитель!
И сдвинулся в сторону. Нерегиль стоял у него за спиной, в длинной белой накидке-биште, безоружный и на вид совершенно спокойный. Он смотрел прямо перед собой – и ни на кого в отдельности. Даже на него, аль-Амина, не смотрел. Ну-ну…
– Подойди, – аль-Амин придал голосу суровость и легонько пошевелил пальцами, словно бы подманивая нерегиля к себе.
Не дойдя до ковра, на котором сидел халиф, пяти этикетных шагов, Страж опустился на пол и склонил голову в полном церемониальном поклоне.
Развалившись на подушках, Мухаммад снова лениво пошевелил перстнями:
– Я смотрю, тебе нужно особое приглашение, Тарик. Что ж, разве не возникло у тебя желания почтить нас своим присутствием?
Нерегиль молчал, все так же не отнимая лба от пола и положив на мрамор обе ладони. Впрочем, а что ему было отвечать? Что он, аль-Амин, сам приказал ему не покидать комнат и ждать приказаний? Глупое вышло бы оправдание, что уж тут говорить.
– Что молчишь, Тарик? Тебя спрашивает твой господин – отвечай!
Нерегиль молчал, не поднимая головы и оставаясь совершенно неподвижным. Широкие белые рукава и длинный «хвост» бишта лежали на полу, и ни единая складка не шевелилась.
– Я смотрю, ты не расположен с нами разговаривать сегодня вечером, Тарик, – лениво потянулся аль-Амин, не переставая улыбаться.
И резко встал с подушек. В голове чуть-чуть плеснуло мутью – но боль не прорезалась. Хмель приятно кружил голову, наступало излюбленное состояние – куража, веселья и бесшабашных выходок.
Обойдя низкий столик, аль-Амин прошел по ковру. И через пять шагов остановился прямо перед склоненной черноволосой головой.
Постукивая загнутым носком изящного башмака, он некоторое время смотрел на застывшее у его ног существо. Мрамор по-зимнему холодил подошвы ног сквозь тонкую ткань туфель.
Аль-Амин поднял ногу и легонько пихнул нерегиля в белое плечо:
– Почему ты надел одежды этого цвета, о нечестивец? Тебе что, неизвестно, что перед халифом положено являться в цветах его дома и рода? Цвет Умейя – черный, слышишь, ты, подлая, наглая тварь!
В зале висела мертвая тишина, только фонтан шлепал струями где-то в ночном дворе.
– Отвечай, когда тебя спрашивают, ты, неверная собака!
Откуда-то справа все-таки донесся тихий вздох ужаса. Аль-Амин улыбнулся еще шире и снова пихнул нерегиля ногой – уже почувствительнее.
И тихо проговорил:
– За то, что ты сделал в… пещере, еще заплатишь. А это тебе за заботу о моем хрупком здоровье, сволочь. И за то, что в городе похозяйничал без моего дозволения. Я тебе покажу-ууу…
И во всеуслышание объявил:
– Подобное нарушений приличий неслыханно!
Простертый у его ног нерегиль сжал кулаки так, что побелели костяшки пальцев.
Гости сидели, не шевелясь и даже не дыша. Торжествующе обведя глазами застывший в ужасе зал, аль-Амин с показным вздохом смирения покачал головой:
– Но так и быть, Тарик, я прощу тебя – на первый раз. Хотя, по совести, тебя следовало бы наказать палками за подобную наглость.
Ему показалось, что белые-белые руки под белой-белой тканью задрожали. Подожди, это еще не все, сучий сын.
И аль-Амин пододвинул расшитую золотом туфлю к самому лбу самийа. И громко объявил:
– Во имя Всевышнего, милостивого, прощающего, я извиню тебе эту оплошность. Целуй в благодарность туфлю, Тарик.
Он не ошибся – нерегиля трясло, и весьма ощутимо.
– Целуй туфлю, сволочь… – прошептал аль-Амин, глядя на униженно распростертую на полу, дрожащую от бессильной злобы тварь. – Я приказываю, Тарик, – ласково улыбнулся он – и снова легонько пихнул белое костлявое плечо. – Ну?..
С довольной улыбкой он пронаблюдал, как нерегиль оторвал лоб от пола. Крупная дрожь била его с ног до головы, намертво сжавшиеся кулаки пристукивали о мрамор. Аль-Амин спокойно ждал, улыбаясь.
