— Реактивный самолет ожидает тебя, привези Миллера сюда, — информирует Люк, заканчивая беседу, начатую Коулом.
— Мы должны поговорить, Грим, — добавляет Коул. — Это насчет девушки.
Эти три слова вызывают во мне незнакомые и запутывающие ощущения, распространяющиеся по всему телу. Желудок резко падает вниз, прежде чем со скоростью пули подскакивает вверх, сила этого воздействия, по-видимому, сокрушает все мои внутренние органы.
«Она мертва».
— Ты слышал меня, брат? Время пришло.
Я не могу ответить ему.
Мои легкие как будто высохли в груди, а оставшийся пепел пробивает путь наверх в трахею и заполняет рот песком.
Официантка, ранее обслуживающая меня, замерла рядом с соседним столиком, наблюдая за мной с нездоровым увлечением, за тем как я бьюсь в конвульсиях и задыхаюсь.
— Грим, что случилось? Ты слышишь нас? — голос Люка контролируем и спокоен. Если он и озабочен звуками, что я издаю, он не показывает этого.
Я хриплю в ответ. Мой рот открывается и закрывается, захватывая большие глотки воздуха, который отказываются проходить вниз по заблокированному и перекрытому горлу.
«Какая-то сука отравила меня. Я убью ублюдков, начиная с этой вонючей официантки».
В поле моего затуманенного зрения появляется рука, держащая бумажный пакет для упаковки.
— У вас паническая атака. Используйте это, — рука дрожит, тонкие пальчики с отполированными бледно-розовыми ноготками дрожат, удерживая бумагу.
— Возьмите это, прежде чем вы выйдите наружу, — слышится дрожащий и неровный голос официантки. «Какого хера она обеспокоено притворяется, что помогает мне? Эта сука, что-то подсыпала в мой чай».
Взгляд застывает на протянутом пакете, мир вокруг него зернист и расфокусирован, пока я слабо и число механически прижимаю руки к шее и грудной клетке.
— Возьмите, — повторяет она, когда темные пятна кружатся перед моим взглядом, а невидимый кулак давит на лёгкие.
Я с грохотом роняю свой телефон на стол, приглушенные голоса Коула и Люка эхом раздаются из динамика и улетают прочь в тяжёлом нью-йоркском ветре. Слабой рукой я прикасаюсь к пакету для упаковки и судорожно захватываю его. Официантка отступает в сторону, но не уходит, в то время как я отчаянно притягиваю пакет к своим губам.
Ничего. «Что этот бл*дский бумажный пакет может сделать для меня, и что ещё важнее, как эта хилая *бучая сука рыпнулась на меня?»
— Сделайте несколько глубоких вздохов в пакет, — спокойно инструктирует она откуда-то слева. — Вдох и выдох, но не больше, чем дюжину раз.
Я задыхаюсь в пакет, шуршание бумаги подобно орудийному огню в моих ушах.
— Да, именно так, — мягко поощряет она. — Ещё несколько раз, а затем уберите пакет и дышите медленно и глубоко.
Моя трахея открывается, и первая порция блаженного воздуха просачиваются в горящие лёгкие.
«Вдох и выдох. Вдох и выдох».
Затем зрение проясняется, рука расслабляется, и я могу почувствовать, как грудная клетка поднимается и опускается с каждым вздохом. Хруст при надувании и сужение пакета превращаются из какого-то зверского в успокаивающую мелодию, и на девятом или десятом вдохе я в порядке, чтобы, бл*дь, не произошло со мной.
Я отодвигаю бумагу ото рта и смотрю вниз на безвредный предмет. «Простой коричневый пакет только что спас Жнеца дьявола».
Медленно моргая от нелепости момента, я поворачиваю голову к своей спасительнице — девушке, которая всего мгновение назад, я думал, была той, кто наконец-то сумел убить меня.
Официантка стоит там, теребя в руках подол передника, ткань двигается с каждым нервным поворотом её пальцев. Ей слегка за двадцать, миниатюрная мышка, и как я думал, она — последний человек на земле, который поможет кому-то типа меня. Я хочу рассмеяться вслух из-за иррациональных мыслей, что были у меня о том, что она убила меня. Эта девушка, с её нервозными движениями и покорной позой, не смогла бы убить даже треклятую муху, уже не говоря о Жнеце «Багряного креста».
— Откуда ты знала, что надо делать? — спрашиваю я, дергая подбородком и отбрасывая пакет.
Она пожимает плечами, неуклюже потупив взор, и я чувствую, как остаточный обжигающий жар ползёт по моим щекам, от чего шрамы на лице напрягаются и зудят.
