Переговорщики беседовали еще около часа, коснувшись более второстепенных тем, после чего расстались.
– Ну, что думаешь обо всем этом, Дэвид? ― поинтересовался Рузвельт у госсекретаря, когда они вернулись в посольство.
– Русские в своем репертуаре. Умеют удивить. Три из четырех пунктов их условий были для меня полной неожиданностью. Я имею в виду ФРС, Аляску и атомный договор. Но весьма интересно. Если вас интересует мое мнение, господин Президент, я бы принял все их условия. Они выгодны нам не в меньшей степени, чем русским. Если не в большей.
– И Аляска?
– Аляску, конечно, жалко. Но сто миллиардов долларов ― очень серьезный аргумент. Это действительно поможет решить все наши проблемы.
– Я склоняюсь к такому же мнению. Но не будем спешить. Нужно все основательно обдумать и посоветоваться с деловыми кругами. У русских очень грандиозные планы.
– Согласен.
* * *
― И что теперь будет, Френк?
– А теперь нас будут убивать. Столыпин и Карамышев не простят нам этой авантюры никогда.
– Господи, и зачем я вас послушал, идиот!
– Хватить ныть, Пауль. Мы единогласно принимали решение, и все уже подсчитывали бабки. Хорошие такие бабки. Поэтому не нужно нам говорить, что тебя тянули силком.
– Я спрашиваю себя: какого дьявола? Мне что, было мало тех миллиардов, что у меня есть? Я не хочу быть убитым током в бассейне или под душем! У Карамышева такая служба безопасности, что от нее не скроешься и на морском дне! Мне что теперь, вообще не мыться? Жадные придурки! Мы сами себе затянули на шее Столыпинский галстук!
Над столом, за которым шел разговор, повисла пропитанная страхом тишина.
* * *
― Что будем делать с этими ублюдками, Командир? ― Хелга с интересом ждала ответа от Странника.
– А ничего. Пошли им по письмецу с одним словом: ждите. Пусть помучаются от энуреза и диареи. Посмотрим, надолго ли их хватит.
… В течение трех месяцев двое из пяти участников встреч представителей финансовых элит прибегли к суициду. Жизнь троих оставшихся превратилась в ад.