Оправившись от испуга и вновь зажгя свечи, привратник и его соратники обнаружили, что попутчик офицера исчез. До их слуха донесся конский топот: невидимая лошадь мчалась галопом.
— Вы видели?.. — спросила Лаградна, обернувшись к своим спутникам; привратник, его жена, лесничий и три старухи дружно закивали головами. — О, этот взор!.. Вы думаете, что он и в самом деле ускакал на коне? Нет! Призрак развлекается. Не сомневайтесь, у него не было никакой лошади, как нет и не было никакой растительности на моих ладонях.
Все застыли в молчании, боясь поднять глаза, точнее, вновь увидеть ужасного старца.
— Что с вами, черт подери? — воскликнул офицер; он уже привел в порядок мундир и теперь наблюдал за высыпавшими ему навстречу людьми: их страх откровенно забавлял его. Спешившись, он взял коня за повод и обратился к молчаливому сообществу, преграждавшему ему путь:
— Уверяю вас, мой спутник ускакал на самой настоящей лошади, да еще какой резвой! Он не только указал мне дорогу к замку, но и вызвался проводить меня, чтобы в темноте я не сбился с пути; я никогда еще не встречал столь приятного собеседника. К тому же он не потребовал никакого вознаграждения за оказанную услугу, хотя имел на него полное право.
— Вы утверждаете, что ваш проводник — человек? — произнесла Лаградна. — Да вас же привел сюда призрак!
— О каком призраке говорит эта сумасшедшая старуха?.. — нахмурился офицер. — Неужели из-за каких-то глупых бредней никто не может отвести меня в замок?
— Вы успели его разглядеть? — спросила Лаградна.
— Разглядеть? Разумеется, нет! Ведь на улице темно, как в печной трубе! А когда при этом еще приходится следить за своими вещами… — отвечал он, бросая беспокойный взор на круп своего коня, где была приторочена его кладь. — И все же, — продолжал офицер, заметив, что после его слов все уставились на его чемодан, — готов ли кто-нибудь проводить меня в замок?
Привратник взял свечу, загородил ладонью пламя от ветра, чтобы она не погасла, и повел незнакомца к дому; Лаградна и Бабиш пошли вместе с ними.
Безупречно подогнанный мундир незнакомца, равно как и все его обмундирование, свидетельствовали об аккуратности и скрупулезности. Выражение его лица подтверждало это впечатление: он походил более на негоцианта, привыкшего все тщательно взвешивать и подсчитывать, нежели на военного, то есть человека порывистого, привыкшего рисковать жизнью и принимать молниеносные решения.
— Знаю, что покажусь вам навязчивой, но я все же осмелюсь обратиться к вам с вопросом: где вы встретили вашего провожатого? — спросила незнакомца повитуха.
— Я заблудился, — ответил тот, — переходя через хребет, расположенный перед долиной Вал… Ван…
— Валлинара! — воскликнула повитуха.
— Именно так, — подтвердил незнакомец. — Я блуждал среди скал, как вдруг услыхал конский топот: за мной галопом мчался всадник. Когда он поравнялся со мной, я спросил у него дорогу к замку Беренгельд, и он любезно согласился меня проводить. В пути он развлекал меня любопытными рассказами о вещах малоизвестных и разными смешными историями…
— Случившимися, разумеется, задолго до сегодняшнего дня!.. — усмехнулась Лаградна.
— Да, но что в этом дурного? — удивился офицер.
— Именно поэтому вы и не заметили его горящих глаз.
— Прямо перед собой он держал фонарь, — произнес офицер.
— Фонарь!.. Это были его глаза! — воскликнула Лаградна.
Услыхав ее ответ, незнакомец в изумлении остановился и тихо пробормотал: «Неужели это был мой врач?.. Огненные глаза!.. Как это я не разглядел его!»
— А голос? Разве можно его не узнать! — прервала размышления офицера повитуха.
— Это действительно был его голос! — удивленно воскликнул офицер.
Пока незнакомец шел к замку, в стенах последнего разыгрывалась сцена, описание которой вполне дает представление о его обитателях.
В старинной трапезной вокруг роскошно сервированного стола сидели граф, его жена и отец Люнаде. Святой отец был окружен тарелками с изысканнейшими блюдами: все они были початы — наглядное свидетельство того, что цветущий вид и румяные щеки священника являлись предметом усиленных забот хозяев замка. Отец Люнаде уже приступил к десерту, состоящему из многочисленных лакомств и большого количества превосходных выдержанных вин, как вдруг, повернувшись к графине, он заявил, что перина в его опочивальне еще не взбита.
