Но если сдавить легкое, то как же без него дышать? А это просто. Дело в том, что природа, наделив нас легкими, была очень щедра в отношении их размеров. Пятой части одного легкого человеку вполне достаточно, чтобы дышать и жить! Иначе, разумеется, это лечение сжатием, заключением больного легкого, а иногда даже обоих легких, в лубки, было бы невозможно. Но тут обнаружилось весьма прискорбное обстоятельство: нашлось много чахоточных, которым нельзя сделать этого спасительного вдувания воздуха. Их легкие не хотели сжиматься, потому что были крепко привязаны спайками к стенкам грудной клетки. Но и для этих несчастных вскоре засияла надежда. Немецкие хирурги придумали страшную операцию. Исходя из того, что нужно любою ценой сдавить и закрыть смертельные каверны в легких, они стали вырезывать ребра у этих безнадежных, обреченных на смерть людей. Они удаляли все, без исключения, ребра на той стороне грудной клетки, которая была больше поражена. Смертность от этих ужасных операций могла бы остановить кого угодно, только не старого, отчаянного Людольфа Брауера, который упорно продолжал выламывать ребра из позвоночников и грудных костей у безнадежных чахоточных, и в результате многие из них остались живыми и излечились от неизлечимой чахотки.
Но, увы, оказалась еще одна категория больных, которые были слишком слабы, чтобы вынести эту героическую попытку спасения их жизни «обезребриванием». Однако вскоре и для этой, самой жалкой и обиженной, части чахоточных появилась надежда. Хирурги делали крошечный надрез на шее у такого больного. Они рассекали диафрагмальный нерв, который управляет ритмическим сокращением мускула-автомата грудобрюшной преграды. Это вызывало ее паралич, и она выпячивалась в грудную полость больного. Сжимала легкое. Давала возможность сдавленным кавернам закрыться и зарубцеваться.
Все это сложнейшее хирургическое искусство. Ни одна из операций не обеспечивает верного закрытия каверны; ни одна не дает полной гарантии; но каждая сама по себе, или в комбинации одна с другой или даже с двумя другими, дает в руки хирургов мощное оружие против проклятого ТБ-микроба…
И уже много лет назад один знаменитый доктор так выразился об этом лечении легкого покоем:
— Если вы хоть раз видели воскрешение Лазаря из мертвых, то вы этого уж никогда не забудете.
VII
Оттого ли, что это требовало большой смелости и хирургической ловкости, оттого ли, что начало этому было положено в Европе, а наши доктора плохо знают иностранные языки, оттого ли, что легче уложить чахоточного в постель и ждать, пока он поправится, а может быть, по всем этим причинам, взятым вместе, — но только пятнадцать лет тому назад новый метод лечения получил некоторое признание в Америке. Даже в Детройте, еще шесть лет назад, многие тысячи больных погибали от того, что их легкие не были поджаты. А эти умирающие, расплевывая вокруг себя биллионы ТБ-микробов, в свою очередь, были причиной смерти новых десятков тысяч, и это скандальное положение существует и поныне в огромной части нашей страны. И вот, в Детройте эти отдельные попытки спасения людей стали перерастать в грандиозный, фанатически честолюбивый план — уберечь от белой смерти будущие миллионы людей, окончательно изгнать ТБ из города…
Детройтские борцы с ТБ, под предводительством хирурга Е. Дж. О’Бриена — или попросту Пат О’Бриена, — сразу заняли радикальную позицию. Это расходилось с общемировой практикой борьбы с туберкулезом. Почти всюду та или иная операция поджимания легких применялась только после того, как лечение постельным режимом оказывалось безрезультатным. Но детройтские борцы с ТБ развили своеобразную философию — и это было подлинно научным подходом к вопросу…
Если поджимание легкого спасает так много тяжелых больных, буквально изрешетенных белой смертью, то зачем ждать, пока они придут к этому печальному состоянию? Каждый лишний день, что живет чахоточный с открытыми кавернами, — он сеет смерть вокруг себя. Так почему бы не закрывать каверны в первой стадии ТБ?
Эта философия стала чем-то вроде навязчивой идеи у детройтских борцов с белой смертью.