«Они меня не понимают, — возмущался он. — Ты одна, моя красавица Полина, одарена гордостью и гением отца. Они будут прозябать в этой унизительной обстановке, но ты, ты сумеешь проложить себе дорогу благодаря силе воли. Такая красавица, как ты, достойна трона».
Товарищем по коммерческим предприятиям Савернье был один португалец — человек без всяких правил, также проводивший всю жизнь в тщетных стараниях обогатиться. Калазас — так его звали — знал Полину с самого ее детства. На его глазах она росла и хорошела. Позже он воспылал к ней страстью и после смерти ее отца стал поверенным девушки, чему способствовала ее ненависть к матери и младшей сестре. Калазас не переставал твердить ей, что скрывать сокровище, которое она собой представляет, грешно и глупо, что вся Европа покорно падет к ее ногам. Такая перспектива льстила тайным желаниям Полины. Скромное будущее, на которое она могла рассчитывать на Мартинике, не отвечало ее запросам.
Девушка все не решалась оставить домашний очаг, как вдруг неожиданная смерть матери положила предел ее сомнениям. Равнодушие, с которым сестра отнеслась к этой тяжелой потере, вызвало у Элен негодование. Полина выслушала ее молча, хотя кровь в ней кипела от ярости. Прежде чем успело остыть тело матери, Полина прибежала к Калазасу и холодно сказала ему: «Я пришла к вам, едем».
Португалец, располагавший в то время крупной суммой чужих денег, не раздумывал ни минуты. В тот же вечер корабль, возвращавшийся в Европу, увез Полину и ее нового покровителя. Спустя месяц на минеральных водах Гамбурга, Бадена, Спа только и было разговоров, что о дивной красоте креолки. За ней следовала толпа обожателей, расточавших золото без счета.
Мы уже упоминали, что Полина была алчной и мечтала только о том, чтобы разбогатеть. Скоро она пришла к заключению, что Калазас был для нее лишь препятствием к достижению цели. Роскошная жизнь и расточительность любовницы быстро лишили португальца последних денег. А она обрела житейский опыт и почувствовала, что сумеет обойтись без наставника и его помощи.
Однажды Калазаса арестовали по анонимному доносу, в котором сообщалось о том, что он продает подложные векселя. Его посадили в тюрьму, и там он лишил себя жизни. Полина была свободна. Тогда-то для нее и началась новая жизнь. Полина была окружена многочисленными поклонниками, среди которых она могла выбрать любого смертного, готового принести ей в жертву богатство и честь, но ее манил Париж. Едва она показалась там, как затмила своей красотой всех дам полусвета. Нана Солейль стала новым светилом! Но в ее сердце засело чувство уязвленной гордости. Совесть говорила ей, что в ней видят только куртизанку и ни один порядочный человек не унизится до того, чтобы дать ей свое имя. Она сознавала, что не может войти ни в одно общество с высоко поднятой головой.
Газеты ежедневно писали о ее похождениях, и одна из них напечатала рассказ о том, как некий молодой человек, истративший на нее все состояние, осыпав развратницу жестокими оскорблениями, застрелился у ее ног. Кровь несчастного обагрила платье Наны Солейль, но ни один мускул не дрогнул на ее лице. Она лишь равнодушно позвала прислугу.
«Идите, — приказала она испуганному слуге, — и сообщите об этом в полицию, а вы, — обратилась она к горничной, — разденьте меня».
В тот же вечер она показалась в кружке своих обожателей и была еще более прелестной, чем когда-либо, без тени смущения или горя. В числе молодых людей был один, которого она еще не знала. Его скоро ей представили. «Моя милая Нана, — обратился к ней кто-то, — это мой хороший друг, Губерт де Ружетер».
Губерт поклонился и, едва взглянув на Нану, вскрикнул от удивления. Но затем, быстро оправившись от потрясения, виконт сказал: «Не удостоите ли вы меня чести принять мою руку?» Нана не отказала. «Вы что-то хотите мне сообщить?» — поинтересовалась она, принимая руку Ружетера. «Нечто очень странное, — ответил он. — Но давайте отойдем подальше от толпы, выслушайте меня внимательно».
Он отвел ее к окну и долго что-то говорил вполголоса.
«Итак, — заключила Нана, — вы влюблены в женщину, которая похожа на меня?» — «Удивительно похожа, до того похожа, что я не смог скрыть удивления, когда увидел вас. Вы, вероятно, это заметили». — «Да, заметила. А можно ли узнать имя моего двойника?» — «Я очень сожалею, но важные причины не позволяют мне вам его назвать». — «Простите меня за любопытство, — ответила Нана недовольно, — но, по крайней мере, могу ли я узнать, парижанка она или нет?» — «Она креолка». — «Из какой колонии?» — спросила Нана с волнением. «С Мартиники». — «В таком случае я вам назову ее имя». — «Вы?» — «Ее зовут Элен Савернье». — «Откуда вы знаете? Но я догадываюсь! Это сходство! Неужели вы…» — «Молчите! — приказала Нана, фамильярно дотрагиваясь веером до губ молодого человека. — Будьте завтра у меня в десять часов утра. Вы узнаете все. Теперь больше ни слова. Сделайте вид, что вы со мной не знакомы». И с этими словами Нана смешалась с толпой, где ее уже с нетерпением ждали.
