Падая, Элен запуталась в фате, на которой появилось зловещее кровавое пятно. Раздались крики ужаса и отчаяния. Граф Керу схватил жену на руки, он был ошеломлен. Всех словно парализовало, и лишь Губерт де Ружетер бросился в павильон и захлопнул дверь.
— Помогите же мне! — вскрикнул наконец граф Керу, почувствовав, что силы изменяют ему.
Господин Равер и Лантюр взяли бедную девушку на руки. Керу сорвал с Элен фату, и ее белокурые волосы рассыпались по плечам.
— Ранена! А может, и умерла! — воскликнул господин де Равер.
Пуля пробила лобную кость над самой бровью; кровь, лившаяся ручьем, обагрила это прелестное личико.
— Друзья! — вскрикнул Керу. — Заприте скорее все выходы! Убийца еще не успел сбежать! Я или спасу Элен, или умру вместе с ней.
Снова схватив жену на руки, он побежал в тот зал, в котором незадолго до трагедии говорил о своем счастье… Слуги наскоро соорудили постель для раненой.
— А, вот и вы, доктор! — воскликнул Керу, обращаясь к одному из приглашенных, который протискивался к графу. — Взгляните, умоляю вас! Скажите, что она еще жива, что будет жить! Я пожертвую всем своим состоянием!
Доктор Лабар, заслуживший прекрасную репутацию, подошел к Элен:
— Дайте осмотреть рану.
Керу отошел в сторону. С минуту он стоял неподвижно, сжимая голову руками. Губерт, появившийся в дверях зала, вырвал его из оцепенения. Лицо молодого человека было мертвенно бледно.
— Губерт, сын мой! — вскрикнул граф. — Что вы узнали? Говорите, говорите же! Что вы видели в павильоне? Убийца задержан?
— Негодяй скрылся, — ответил он.
— Сердце еще бьется, — сказал вдруг доктор.
— Она спасена!
— Увы! Я еще не смею утверждать…
Губерт подошел ближе и воскликнул:
— Она не умерла!
— Все зависит от глубины раны, — произнес Лабар. — Если пуля проникла в мозг, то надежды нет никакой…
Убрав волосы, доктор рукой провел по ее лбу. Зрелище было ужасное, однако вдруг глаза Элен открылись! Керу, вскрикнув от неожиданности, бросился к ней, но Губерт каким-то образом опередил его и склонился над несчастной. Открытые глаза бедной девушки завращались, губы сжались. Она, видимо, хотела что-то сказать, но ее старания оказались тщетны: лицо ее искривилось, из груди вырвался хрип, и она вдруг вся вытянулась…
— Умерла, — констатировал доктор.
Губерт, опустившись на колени, спрятал лицо в складках подвенечного платья. Граф Керу, пораженный случившимся, оперся на руку господина Равера. Мертвую тишину нарушил пронзительный крик, донесшийся снаружи, и в зал вбежала испуганная женщина. Все посторонились, чтобы дать ей дорогу, и тут же забыли о ней. Эта худощавая женщина с седыми волосами и вытянутым лицом была гувернанткой Элен — миссис Мэри-Энн. Три года назад граф пригласил ее к себе в дом, чтобы она занялась образованием девушки. Как нежно Мэри-Энн любила свою воспитанницу! С какой самоотверженностью она заменяла ей мать!
Подбежав к постели, на которой лежала ее бедная ученица, она обняла ее. И, лишь приблизив губы к ее лицу, женщина поняла, в чем дело.
— Ее убили! Вы все тут стоите и плачете, а между тем тот, кто совершил преступление, останется безнаказанным! Как вам не совестно!
Мэри-Энн не была в церкви на брачной церемонии, но благословила невесту, которую так любила. И вдруг, о ужас! Элен умерла! Умерла насильственной смертью! Это невозможно! Но от чьей руки? Какой мерзавец осмелился лишить девушку жизни, посвященной исключительно добрым делам? Гувернантка, не отходя от тела Элен, снова воскликнула:
— Еще раз вам повторяю, назовите мне имя убийцы! Кто убил мою девочку? Кто умертвил ее? Скажете ли вы мне, наконец?
Своей позой и пламенным взором она походила на античных сивилл[2], призывавших к мщению с развалин домов побежденного края. Губерт очнулся первым.
— Вы совершенно правы, — проговорил он. — Мы все плачем, как женщины, но удар был таким сильным и неожиданным, что Бог простит нас за временную слабость.
— Она умерла! Действительно умерла… — проговорил граф Керу.
Лабар крепко сжал его руку, словно желая сказать: «Да, все кончено».
