И хотя Кван не разбирается в технике, она может быстро устранить любую неполадку в схеме, будь то розетка или фотовспышка. Она уже не раз проделывала это с моим оборудованием (я профессиональный фотограф, а она даже на кнопку фотоаппарата нажимает с трудом). И все же именно ей удается найти неисправную деталь (батарейку, проводок), и потом, когда я несу свою камеру в ремонтную мастерскую в Сакраменто, выясняется, что она была права. Я была свидетелем того, как Кван на какое-то время реанимировала сломанный радиотелефон, просто приложив пальцы к узлам, предназначенным для подзарядки. Она не в состоянии объяснить подобные факты, и я тоже. Все, что я могу сказать — я видела, как это происходило.
Но наиболее странным, как мне кажется, является ее умение распознавать недуги. Пожимая руки совершенно незнакомым людям, она может сказать, страдали ли те когда-нибудь от переломов, даже если эти переломы срослись много лет назад. Она в мгновение ока определяет, был ли у человека артрит, бурсит, ишиас, растяжение сухожилий, а также все, что относится к болезням опорно-двигательного аппарата, которые она называет «горящие руки», «пылающие кости», «ноющие суставы», «дрожащие ноги», и многие из которых вызваны, по ее словам, потреблением горячей и холодной пищи в одно и то же время, подсчитыванием на пальцах разочарований в жизни, слишком частым покачиванием головой, сожалея о чем-либо, или накапливанием тревог между ртом и кулаками. Ей по силам исцелить любого прямо на месте; для этого вовсе незачем ехать в Лурд.[3] Многие, например, те, кто заглядывает в аптеку Спенсера, в соседнем районе Кастро, где она работает, утверждают, что ее прикосновение исцеляет. Большинство тех, кто покупает там лекарства, — гомосексуалисты, она называет их холостяками. Кван работает там уже более двадцати лет, и некоторые из ее давних пациентов заболели СПИДом. Когда они заходят, она растирает им плечи, попутно давая дельные медицинские советы: «Все еще пьешь пиво, ешь острое? Вместе, в одно и то же время? У!.. Что я тебе говорила? Ш-ш!.. Ты так никогда не поправишься!» Будто выговаривает нашалившей ребятне. Некоторые наведываются к ней каждый день, хотя им положена бесплатная доставка лекарств на дом. Я прекрасно знаю, почему они это делают. Когда Кван прикладывает руки к больному месту, ощущаешь легкое покалывание, словно тысяча крошечных фей вдруг пустились в пляс, а потом — словно поток теплой воды хлынул по твоим венам. Ты еще не здорова, но чувствуешь, как все тревоги улетают прочь, и ты безмятежно скользишь по спокойному морю.
Кван как-то сказала мне:
— После смерти холостяки Йинь навещают меня. Они называют меня «Доктор Кван», в шутку, конечно, — а потом застенчиво пролепетала по-английски: — А может, и из уважения тоже. Как ты думаешь, Либби-я?
Она всегда спрашивает меня: «Как ты думаешь?»
В нашей семье не принято распространяться о странностях Кван. Это заострило бы внимание на том, что мы все давно уже знаем: Кван чокнутая, даже по китайским стандартам, даже по стандартам Сан-Франциско. Большая часть того, что она делает, вызвало бы вполне обоснованное недоверие у всех нормальных людей (за исключением сектантов или тех, кто принимает психотропные препараты).
Но я уже не считаю ее сумасшедшей. Даже если это так, она совершенно безобидна, просто не стоит принимать ее всерьез. Она не поет, сидя на тротуаре, как тот парень на Маркет-стрит, который вопит, что Калифорния обречена и скоро мы все соскользнем в океан, словно тарелка с моллюсками. Она не из тех, кто подвизается в «Нью Эйдж»;[4] ей не нужно платить сто пятьдесят баксов за час только за то, чтобы она поведала вам, что у вас было не в порядке в прошлой жизни. Она расскажет это бесплатно, даже если вы ее об этом не просите.
Большую часть времени Кван ведет себя как все нормальные люди — стоит в очередях, торгуется, выгадывает на мелочах. «Либби-я, вчера я купить пару туфель в „Империя Кэпвелл“, — говорит она, позвонив мне утром, ни свет ни заря. — Вторая — бесплатно! Угадай, сколько я не заплатить. Угадай!»
