– Нам далеко лететь?
– Через тридцать минут будем на месте. А пока – хотите кофе? – Иванов взял у пилотов термос, открутил крышку и разлил ароматную черную жидкость в две пластиковые чашки. Одну протянул капитану, подмигнул: – Кофе с коньяком. Коньяк настоящий, армянский.
Кофе, как и коньяк, оказались выше всяких похвал – капитану ни разу не доводилось пробовать ничего подобного. «Вот что значит настоящий армянский. У нас в Уссурийске такого не купишь», – успел подумать Подбельский, но тут в глазах внезапно потемнело, и он потерял сознание.
«Иванов» подхватил тело капитана, устроил поудобнее на сиденье, пристегнул ремнями. Один из пилотов выглянул из кабины, бросил на уснувшего наркотическим сном пассажира равнодушный взгляд, кивнул Иванову и опять вернулся к приборам, меняя направление полета. Теперь вертолет взял курс на север.
Летели не полчаса, а вдвое дольше. Как только вертолет совершил посадку, Иванов растолкал Подбельского, заставил подняться на ватные ноги, помог выйти из вертолета в зимнюю стужу.
– Что… происходит? – попытался спросить Подбельский, но вместо слов получился лишь неразборчивый хрип.
Капитан отчетливо понимал, что находится под воздействием какого-то психотропного препарата. Происходящее ему абсолютно не нравилось, личность сопровождающего теперь внушала сомнения. Но активно вмешаться в события Подбельский не мог – тело было вялым, руки-ноги почти не слушались, а сознание так и норовило соскользнуть обратно в темноту. Чтобы не упасть, пришлось повиснуть на плече у Иванова. И все же Подбельский попытался отстраниться.
– Спокойно, капитан, не дергайся. – Сопровождающий легко пресек попытку бунта и пояснил: – По-другому ты в ОБВЕ не попадешь. Правила доставки общие для всех.
«Доставки… Будто я груз какой-то… Гад Иванов! – внезапно обозлился Подбельский. – И тот, что был в Уссурийске. И этот… Но во что это я вляпался-то, а?..» Дальнейшие мысли превратились в кашу. Капитан больше не делал попыток освободиться. Позволил сопровождающему дотащить себя до припорошенного снегом уазика с закрашенными зеленой краской стеклами и затолкать на сиденье.
Оказавшись в уазике, Иванов достал из кармана одноразовый шприц, привычно быстро сделал инъекцию в шею Подбельскому, пронаблюдал, как тот вновь погружается в глубокий обморок, проверил у него пульс, приподнял веко, разглядывая зрачки, а потом велел шоферу:
– Все в порядке. Трогай…
Сознание вернулось рывком.
Подбельский открыл глаза и попытался осмотреться. Довольно большое помещение без окон, освещаемое лампами дневного света. Стены, пол и потолок обиты светлым пластиком. Вдоль одной из стен – стеклянные шкафы с медикаментами, несколько столов с компьютерами, микроскопами и еще какими-то приборами. Остальное пространство занято тремя рядами коек, а возле них прикроватные тумбочки. Сейчас все койки пусты, кроме той, на которой лежит сам Подбельский. Рядом с ним на стуле сидит человек в белом халате поверх военной формы. В воздухе витает острый запах лекарств.
– Очнулись? Ну и чудненько. – Военврач протянул к Подбельскому растопыренную пятерню: – Сколько пальцев?
– Пять. Где я? – Капитан попытался сесть, опираясь дрожащими руками о край кровати.
– На месте своей новой службы. Это, – врач обвел рукой помещение, – карантинный блок госпиталя воинской части А-3. Сейчас я сделаю вам инъекцию, чтобы убрать неприятные последствия перехода…
– Перелета, – машинально поправил Подбельский. «Вернее, не самого перелета, а той дури, которую вколол мне гад Иванов. Вначале подмешал в кофе, а потом и вколол…» – Вы, наверное, хотели сказать – перелета.
Человек в белом халате усмехнулся и смерил Подбельского странным взглядом.
– Я сказал то, что хотел сказать. Пе-ре-хо-да, – по слогам повторил он. – Вы на том свете, капитан. – Врач картинно вскинул руки и замогильным голосом прогудел: – Добро пожаловать в ад!
После коротких медицинских процедур Подбельскому позволили одеться и разрешили покинуть карантинный блок. Чокнутый доктор лично вывел его в общий коридор госпиталя.
– Хочу увидеть ваше лицо, когда вы посмотрите в окно, – пояснил он капитану.
