На черной пашне розы лепесток
И — в книге перевернутый листок —
Старинных башен дремлющее бденье.
Остатки битв: и меч, и шлем, и щит
До наших дней земля в себе хранит
И помнит все от плена до побед.
Она и тех времен не позабыла,
Когда святая Нина исходила
Ее простор от Вардзии до Млет.
3
Ее простор от Вардзии до Млет.
От алазанских струй и до Колхиды,
Да не узнает горестей и бед,
Не понесет урона и обиды.
Родства дороже не было и нет,
Любовный гимн звучит — не панихида,
Где на горе прославленной Давида
Хранит могила верности обет.
Здесь Пушкин строфы звучные читал,
Шумя крылами, Демон пролетал
И в крепком замке Мцыри изнемог,
Там, где в струи Арагвы и Куры
Глядятся склоны каменной горы
и древний Джвари — каменный цветок.
4
И древний Джвари — каменный цветок,
И рядом Мцхета — древняя столица,
Дошли до нас, чтоб каждый видеть мог
Всю красоту в одной ее крупице.
Суровость, нежность, слезы и восторг
Нашли себе и форму и границы,
Когда, как в сказке, мастера десница
Соединила Запад и Восток.
В ущельях темных, в зелени долины
То целый храм, то жалкие руины
Тех золотых, величественных лет.
Когда судьба так много обещала,
Когда царица взоры обращала
К тебе, Шота, блистательный поэт.
5
К тебе, Шота, блистательный поэт,
Пришла сегодня слава, слава, слава.
Ты на груди грузинской — амулет,
Ты светлый камень — Грузия оправа.
Так от звезды доходит давний свет,
Так древний дуб стоит среди дубравы.
«Прекрасное должно быть величаво» —
Ты разгадал поэзии секрет.
Она — в пустыне чистая вода,
Она — огонь среди снегов и льда,
Среди базара — царственный чертог.
На свет ее сквозь дождь и темноту,
На зов ее сквозь ложь и немоту
Я прихожу, как путник на порог.
6
Я прихожу, как путник на порог,
К тебе, Григол, Ираклий и Отари,
Карло, Фридон, Иосиф и Нодари,
И вылетает пробка в потолок.
Наш тамада, как водится, в ударе,
Ковер стола просторен и широк,
По кругу ходит полновесный рог,
На скатерть льется красное маджари.
Легко-легко хмелеет голова,
Легко приходят нужные слова,
И тост звенит, как вскинутый клинок.
За матерей. За мужество. За встречу!
Сердца друзей открытыми я встречу
Здесь после всех скитаний и дорог.
7
Здесь после всех скитаний и дорог
Был даже Демон снова очарован
И, красотой грузинки околдован,
Гранит слезой раскаянья прожег.
Да, этот край для радости дарован.
Двухчасовой, стремительный прыжок
Из Внукова, где серенький снежок,
И вот он, рай, из золота откован.
Когда народам земли раздавали,
Грузины, как обычно, пировали,
Зато счастливый вынули билет.
Но что земля без дружбы и привета?
Среди сплошного солнечного лета
Я дружбой больше солнца обогрет.
8
Я дружбой больше солнца обогрет.
Но я и сам носитель этой дружбы,
Ее сторонник и ее полпред,
Ее слуга — прекрасней нету службы.
Меч, ятаган, кинжал и пистолет,
Пожар и мор, дымящиеся лужи
Вдруг прерывали мирный ход бесед,
Кольцо сжимало Грузию все туже.
Из мудрых книг слагаются костры,
Чернеют в храмах фрески от жары.
Но все осталось в прошлом и былом.
Давно «за гранью дружеских штыков»
Земля не слышит цокота подков,
Долины спят голубоватым сном.
9
Долины спят голубоватым сном,
На дне долин поблескивают реки.
За золотым таинственным руном
К земле грузин причаливали греки.
За веком век проходят чередой
Цари, герои, пахари, калеки…
Жизнь прорастает почкой и звездой
И каплей света в каждом человеке.
Легенды и сказания земли
Уходят в дымку, словно корабли,
В тумане тонут зыбком и седом.
Но все легенды явью обернутся,
Когда грузины вместе соберутся
В Алаверды на празднике ночном.
10
В Алаверды на празднике ночном
Горят костры, неистовствуют тени,
Все времена сливаются в одном,
Спектакль времен играется на сцене.
О легендарном, близком и родном
Гремит мужское слаженное пенье,
То молнию, то трудное терпенье
Я вижу в танце огненном потом.
Соседство древних ритмов и нейлона,
Автомашин и чинного поклона,
Транзисторов и пышущих углей.
Руками рвет баранье мясо каждый.
Я тоже рву. Я тоже тоста жажду.
Налейте рог серебряный полней!
11
Налейте рог серебряный полней,
За Родину еще не пита чаша,
За крестный путь, за скорбь и славу нашу,
Отца отцов и матерь матерей!
Мечом единства чресла препояшет
Пусть каждый из достойных сыновей,
Иль нас, как пыль, развеет суховей,
