которое знает по слухам, боюсь.
Он пресен, как хлеб, и тих,
считая, что с миром случайный союз
сам должен к нему придти.
Я после его посещений больна,
но кто ему даст вина?
* * *
Мой друг пока что жив,
но он уже не здесь
там, где иначе время отмеряют.
И голоса друзей,
как голоса чужих,
всего лишь голоса снаружи, за дверями.
Он знает больше нас,
то страшное ничто,
которое для нас, для всех едва лишь нечто.
Он мне подаст пальто,
пока не пряча глаз,
так буднично, так не по-человечьи.
Еще хватает сил
и отторженью чужд,
но нам-то сил и не хватает, нам-то.
Я бодренькую чушь
несу, чтоб ни спросил,
и чую, что не так, и правил нет, как надо.
* * *
Мы под дождем стояли на холме,
внизу в долине спали брошенные дачки.
Печаль, громоздко привалясь ко мне,
твои слова кидала, как подачки.
Нам было ночевать сегодня где,
и ждали нас собака, дом и печка,
но в капельках дождя, в скупой воде
дрожало обручальное колечко,
напоминая - время истечет,
и вы расстаться будете так рады,
а облака играли в чет-нечет,
оборотясь непрошеною правдой.
Кто смертен - перед вечностью не прав,
но есть же вне, я не скажу, что выше,
и время вывихнет порой сустав
ты слышишь его жалобу? Я слышу.
* * *
Все проходит, кроме печали,
даже страсти, о коих молчали,
даже беды, что плачут громко.
Просьбы пылкие наши к Богу
наполняются понемногу
совершенно обратным смыслом.
Словно втянутые воронкой,
исчезают друзья и страхи,
и у памяти, у неряхи,
перед временем нету выслуг.
Но в печали своя отрада
вкуса сброженного винограда.
Пусть под вечер к столу пустому
сядут меньше, чем двое в кухне,
и луна за окошком вспухнет,
разольется покой пьянящий,
как вино из лозы густое.
И тогда, позабыв о планах,
угнетающих и желанных,
примиряешься с настоящим.
* * *
Случается, защиту лет разрушит
нетерпеливый и случайный жест,
и на поверхность выползают души.
Как стыдно думать о нагой душе.
Рассудок, утомленный грузом вето
до простоты все так же не дорос.
Ирония становится ответом
на всякий безыскусственный вопрос.
Все гуще кровь, бегущая по венам,
щемит все чаще с левой стороны.
Воспринимается почти обыкновенно
закономерность смерти и весны.
