Мы с товарищем бродим по Невской
Дубровке,
Два довольно-таки пожилые хрыча,
Будто мы разломили на круг поллитровку,
Мы с товарищем плачем и солдатские
песни поем…
Вот он, берег Невы сорок первого года.
Двадцать лет поднималась и жухла трава,
Шли дожди и снега, лишь одна оставалась
пехота, —
Та, что в берег вцепилась, от дивизии рота
В сорок первом году, ни жива, ни мертва.
Вспоминает полковник лейтенантское
звание,
Вспоминает о Женьке, санитарке
глазастой, —
Как она полоскала рубашку свою и рвала,
как ромашку, для раненых, —
И смеется, как будто бы вспомнил о счастье.
А в траве земляника пылает на брустверах,
И солдаты лежат между ржавыми минами,
И, наверное, Женька — красавица русая —
Пулеметом порубана, где-то рядышком,
милая.
Вспоминает полковник, а земля
исковеркана,
Двадцать лет ничего на земле
не разгладили,
Да и мы — как земля, — наша память,
наверное,
Будет тоже, как эта земля, вечно
в ссадинах.
На шоссе ждет машина нас, зря
надрывается.
От воронки к воронке над траншеями
медленно
В бой на Невской Дубровке от земли
отрываются
Пять солдат с лейтенантом, из роты
последние,
Ничего нет вокруг, но велением памяти
Мины рвут тишину, лейтенант чертыхается,
И солдаты встают… Воздвигается памятью
памятник,
