Стихотворения разных лет - страница 2

Шрифт

Интервал

Как птичьей песни легкое копье,

Из дней грядущих в прошлое мое.

И плакали деревья накануне

Благих трудов и праздничных щедрот

Счастливых бурь, клубящихся в лазури,

И повели синицы хоровод,

Как будто руки по клавиатуре

Шли от земли до самых верхних нот.

1978

Феофан Грек

Когда я видел воплощенный гул

И меловые крылья оживали,

Открылось мне: я жизнь перешагнул,

А подвиг мой еще на перевале.

Мне должно завещание могил,

Зияющих как ножевая рана,

Свести к библейской резкости белил

И подмастерьем стать у Феофана.

Я по когтям узнал его: он лев,

Он кость от кости собственной пустыни,

И жажду я, и вижу сны, истлев

На раскаленных углях благостыни.

Я шесть веков дышу его огнем

И ревностью шести веков изранен.

— Придешь ли, милосердный самарянин,

Повить меня твоим прохладным льном?

1975–1976

Григорий Сковорода

Не искал ни жилища, ни пищи,

В ссоре с кривдой и с миром не в мире,

Самый косноязычный и нищий

Изо всех государей Псалтыри.

Жил в сродстве горделивый смиренник

С древней книгою книг, ибо это

Правдолюбия истинный ценник

И душа сотворенного света.

Есть в природе притин своеволью:

Степь течет оксамитом под ноги,

Присыпает сивашскою солью

Черствый хлеб на чумацкой дороге,

Птицы молятся, верные вере,

Тихо светят речистые речки,

Домовитые малые звери

По-над норами встали, как свечки.

Но и сквозь обольщения мира,

Из-за литер его Алфавита,[1]

Брезжит небо синее сапфира,

Крыльям разума настежь открыто.

1976

* * *

Мир ловил меня, но не поймал.

Автоэпитафия Гр. Сковороды

Где целовали степь курганы

Лицом в траву, как горбуны,

Где дробно били в барабаны

И пыль клубили табуны,

Где на рогах волы качали

Степное солнце чумака,

Где горькой патокой печали

Чадил костер из кизяка,

Где спали каменные бабы

В календаре былых времен

И по ночам сходились жабы

К ногам их плоским на поклон,

Там пробивался я к Азову:

Подставил грудь под суховей,

Босой пошел на юг по зову

Судьбы скитальческой своей,

Топтал чабрец родного края

И ночевал — не помню, где,

Я жил, невольно подражая

Григорию Сковороде,

Я грыз его благословенный,

Священный, каменный сухарь,

Но по лицу моей вселенной

Он до меня прошел, как царь;

Пред ним прельстительные сети

Меняли тщетно цвет на цвет.

А я любил ячейки эти,

Мне и теперь свободы нет.

Не надивуюсь я величью

Счастливых помыслов его.

Но подари мне песню птичью

И степь — не знаю для чего.

Не для того ли, чтоб оттуда

В свой час при свете поздних звезд,

Благословив земное чудо,

Вернуться на родной погост.

1976

Приазовье

На полустанке я вышел. Чугун отдыхал

В крупных шарах маслянистого пара. Он был

Царь ассирийский в клубящихся гроздьях кудрей.

Степь отворилась, и в степь, как воронкой ветров

Душу втянуло мою. И уже за спиной

Не было мазанок; лунные башни вокруг

Зыблились и утверждались до края земли,

Ночь разворачивала из проема в проем

Твердое, плотно укатанное полотно.

Юность моя отошла от меня, и мешок

Сгорбил мне плечи. Ремни развязал я, и хлеб

Солью посыпал, и степь накормил, а седьмой

Долей насытил свою терпеливую плоть.

Спал я, пока в изголовье моем остывал

Пепел царей и рабов и стояла в ногах

Полная чаша свинцовой азовской слезы.

Снилось мне все, что случится в грядущем со мной.

Утром очнулся и землю землею назвал,

Зною подставил еще неокрепшую грудь.

1968

Пушкинские эпиграфы

Что тревожишь ты меня,

Что ты значишь…

«Стихи, сочиненные ночью

во время бессонницы»

Разобрал головоломку —

Не могу ее сложить.

Подскажи хоть ты потомку,

Как на свете надо жить —

Ради неба, или ради

Хлеба и тщеты земной,

Ради сказанных в тетради

Слов идущему за мной?

Под окном — река забвенья,

Испарения болот.

Хмель чужого поколенья

И тревожит, и влечет.

Я кричу, а он не слышит,

Жжет свечу до бела дня,

Будто мне в ответ он пишет:

«Что тревожишь ты меня?»

Я не стою ни полслова

Из его черновика.

Что ни слово — для другого,

Через годы и века.

Боже правый, неужели

Вслед за ним пройду и я

В жизнь из жизни мимо цели,

Мимо смысла бытия?

Как мимолетное виденье,

Как гений чистой красоты…

«К^>***»

Как тот Кавказский Пленник в яме,

Из глины нищеты моей

И я неловкими руками

Лепил свистульки для детей.

Не испытав закала в печке,

Должно быть, вскоре на куски

Ломались козлики, овечки,

Верблюдики и петушки.

Бросали дети мне объедки,

Похожие книги

Судьба моя сгорела между строк

Арсений Александрович Тарковский

Стихи разных лет

Арсений Александрович Тарковский

Избранное: Стихотворения. Поэмы. Переводы

Ованес Тадевосович Туманян, Арсений Александрович Тарковский

Стихотворения. Поэмы

Арсений Александрович Тарковский

Песня о Сталине

Юз Алешковский

Мы для любви все рождены…

Юрий Т Шестопал

До встречи не в этом мире

Юрий Михайлович Батяйкин

Очарование

Мария Ильинична Украинцева