Стихотворения, поэмы, агитлубки и очерки, 1922-1923 - страница 18

Шрифт
Интервал

стр.

у веков на страже.
Я видел революции,
видел войны.
Мне
и голодный надоел человек.
Хоть раз бы увидеть,
что вот,
спокойный,
живет человек меж веселий и нег.
Радуюсь просторам,
радуюсь тишине,
радуюсь облачным нивам.
Рот
простор разжиженный пьет.
И только
иногда
вычесываю лениво
в волоса запутавшееся
звездное репьё.
Словно
стекло
время, —
текло, не текло оно,
не знаю, —
вероятно, текло.
И, наконец, через какое-то время —
тучи в кло̀чики,
в клочочки-клочишки.
Исчезло все
до последнего
бледного
облачишка.
Смотрю на землю, восторженно поулыбливаясь.
На всём
вокруг
ни черного очень,
ни красного,
но и ни белого не было.
Земшар
сияньем сплошным раззолочен,
и небо
над шаром
раззолотоне́бело.
Где раньше
река
водищу гоняла,
лила наводнения,
буйна,
гола́, —
теперь
геометрия строгих каналов
мрамору в русла спокойно легла.
Где пыль
вздымалась,
ветрами ду́ема,
Сахары охрились, жаром леня́, —
росли
из земного
из каждого дюйма,
строения и зеленя́.
Глаз —
восторженный над феерией рей!
Реальнейшая
подо мною
вон она —
жизнь,
мечтаемая от дней Фурье>*,
Роберта Оуэна>* и Сен-Симона>*.
Маяковский!
Опять человеком будь!
Силой мысли,
нервов,
жил
я,
как стоверстную подзорную трубу,
тихо шеищу сложил.
Небылицей покажется кое-кому.
А я,
в середине XXI века,
на Земле,
среди Федерации Коммун —
гражданин ЗЕФЕКА.

Самое интересное, конечно, начинается отсюда. Едва ли кто-нибудь из вас точно знает события конца XXI века. А я знаю. Именно это и описывается в моей третьей части.

[1922]

Про это>*

Про что — про это?
В этой теме,
     и личной
         и мелкой,
перепетой не раз
        и не пять,
я кружил поэтической белкой
и хочу кружиться опять.
Эта тема
     сейчас
        и молитвой у Будды
и у негра вострит на хозяев нож.
Если Марс,
     и на нем хоть один сердцелюдый,
то и он
    сейчас
      скрипит
           про то ж.
Эта тема придет,
        калеку за локти
подтолкнет к бумаге,
         прикажет:
              — Скреби! —
И калека
    с бумаги
        срывается в клёкоте,
только строчками в солнце песня рябит.
Эта тема придет,
        позвонѝтся с кухни,
повернется,
     сгинет шапчонкой гриба,
и гигант
    постоит секунду
           и рухнет,
под записочной рябью себя погребя.
Эта тема придет,
        прикажет:
            — Истина! —
Эта тема придет,
        велит:
           — Красота! —
И пускай
     перекладиной кисти раскистены —
только вальс под нос мурлычешь с креста.
Эта тема азбуку тронет разбегом —
уж на что б, казалось, книга ясна! —
и становится
      — А
         недоступней Казбека.
Замутит,
     оттянет от хлеба и сна.
Эта тема придет,
        вовек не износится,
только скажет:
        — Отныне гляди на меня! —
И глядишь на нее,
        и идешь знаменосцем,
красношелкий огонь над землей знаменя.
Это хитрая тема!
        Нырнет под события,
в тайниках инстинктов готовясь к прыжку,
и как будто ярясь
        — посмели забыть ее! —
затрясет;
     посыпятся души из шкур.
Эта тема ко мне заявилась гневная,
приказала:
     — Подать
         дней удила! —
Посмотрела, скривясь, в мое ежедневное
и грозой раскидала людей и дела.
Эта тема пришла,
        остальные оттерла
и одна
    безраздельно стала близка.
Эта тема ножом подступила к горлу.
Молотобоец!
      От сердца к вискам.
Эта тема день истемнила, в темень
колотись — велела — строчками лбов.
Имя
   этой
     теме:
· · · · ·!
I
Баллада Редингской тюрьмы>*

Стоял — вспоминаю. Был этот блеск. И это тогда называлось Невою.

Маяковский, «Человек».
(13 лет работы, т. 2, стр. 77)

О балладе и о балладах

Немолод очень лад баллад,
но если слова болят
и слова говорят про то, что болят,
молодеет и лад баллад.
Лубянский проезд>*.
        Водопьяный>*.
              Вид
вот.
  Вот
    фон.
В постели она.
      Она лежит.
Он.
  На столе телефон.
«Он» и «она» баллада моя.
Не страшно нов я.
Страшно то,
     ч то «он» — это я
и то, что «она» —
        моя.
При чем тюрьма?
        Рождество.
            Кутерьма.
Без решеток окошки домика!
Это вас не касается.
         Говорю — тюрьма.
Стол.
    На столе соломинка.

По кабелю пущен номер

Тронул еле — волдырь на теле.
Трубку из рук вон.
Из фабричной марки —
две стрелки яркие
омолниили телефон>*.
Соседняя комната.
        Из соседней
              сонно:
— Когда это?
      Откуда это живой поросенок? —

стр.

Похожие книги