Он не спит.
Он пишет.
Мучит голод.
Дрожь коптилки.
Сумрак ледяной.
Что успел он?
Так еще он молод!
Два десятилетья за спиной.
Третье только началось недавно
И до половины не дошло…
…Нынче ход какой-то своенравный
Музыки, встающей на крыло.
Будто сами возникают звуки,
Нарастают,
Крепнут,
Не сдержать!
В кости клавиш бьют костяшки-руки,
И слабеют,
Но бегут опять,
Слух наполнив
Громом,
Гулом,
Звоном, —
Все еще неясно ничего,
Все еще охвачено, как стоном,
Ярым гневом сердца самого.
Но уже отрывисто,
Как взрывы,
Как на марше топающий взвод,
Задыхаясь,
Злясь,
Нетерпеливо
Нота к ноте на листах встает.
Все забыто:
Голод, сумрак, стужа.
Он опять могуч,
И в полный рост,
В черных душах сея черный ужас,
Музыка встает до самых звезд.
«Смерть за смерть!» —
Взывают миллионы.
«Кровь за кровь!» —
Сердца им в лад стучат.
Взрыв.
Огонь.
И рушатся вагоны
Под откос
И к черту, в чертов ад!
Он как будто сам в огне,
Но руки
Коченеют.
И темно в глазах.
И куда-то прочь уходят звуки,
И потерян такта мерный шаг…
Но опять встает, поет, взлетает
Музыка,
И рвется в небосвод,
Громом,
Гневом,
Молнией сверкает,
И уже в бессмертие ведет.
