Стихотворения, не вошедшие в сборники - страница 2

---

Перейти на стр. ОК

---

Он груди вырвал ей, глаза святые выжег,

и что ей пользы в том, что в тишь ее равнин

польется ныне смрад от угольных изрыжек

Европой пущенных машин?

Напрасно ткут они, напрасно жнут и веют,

развозят по Руси и сукна, и зерно:

она давно мертва, и тленом ветры веют,

и все, что пело, сожжено.

Он душу в ней убил. Хватил с размаху о пол

младенца теплого. Вдавил пятою в грязь

живые лепестки и, скорчившись, захлопал

в ладоши, мерзостно смеясь.

Он душу в ней убил — все то, что распевало,

тянулось к синеве, плясало по лесам,

все то, что при луне над водами всплывало,

все, что прочувствовал я сам.

Все это умерло. Христу ли, Немезиде

молиться нам теперь? Дождемся ли чудес?

Кто скажет наконец лукавому: изыди?

кого послушается бес?

Все это умерло, и все же вдохновенье

волнуется во мне, — сгораю, но пою.

Родная, мертвая, я чаю воскресенья

и жизнь грядущую твою!

15 (18) марта 1919 

АКРОПОЛЬ

Чей шаг за мной? Чей шелестит виссон?

Кто там поет пред мрамором богини?

Ты, мысль моя. В резной тени колонн

как бы звенят порывы дивных линий.

Я рад всему. Струясь в Эрехтейон,

мне льстит лазурь и моря блеск павлиний;

спускаюсь вниз, и вот запечатлен

в пыли веков мой след, от солнца синий.

Во мглу, во глубь хочу на миг сойти:

там, чудится, по Млечному Пути

былых времен, сквозь сумрак молчаливый

в певучем сне таинственно летишь…

О, как свежа, благоговейна тишь

в святилище, где дышит тень оливы!

7 июля 1919

Англия

ПАНИХИДА

Сколько могил,

Сколько могил,

Ты — жестока, Россия!

Родина, родина, мы с упованьем,

Сирые, верные, греем последним дыханьем

Ноги твои ледяные.

Хватит ли сил?

Хватит ли сил?

Ты давно ведь ослепла.

В сумрачной церкви поют и рыдают.

Нищие, сгорбясь у входа, тебя называют

Облаком черного пепла.

Капает воск,

Капает воск

И на пальцах твердеет.

Стонет старик пред иконою смуглой.

Глухо молитву поют; звук тяжелый и круглый

Катится, медлит, немеет…

Капает воск,

Капает воск,

Как слеза за слезою.

Плещет кадило пред мертвым, пред гробом.

Родина, родина! Ты исполинским сугробом

Встала во мгле надо мною.

Мрак обступил,

Мрак обступил…

Неужели возможно

Верить еще? Да, мы верим, мы верим

И оскорбленной мечтою грядущее мерим…

Верим, но сердце — тревожно.

Сколько могил,

Сколько могил,

Ты — жестока, Россия!

Слышишь ли, видишь ли? Мы с упованьем,

Сирые, верные, — греем последним дыханьем

Ноги твои ледяные.

<1919>

У КАМИНА

Ночь. И с тонким чешуйчатым шумом

зацветающие угольки

расправляют в камине угрюмом

огневые свои лепестки.

И гляжу я, виски зажимая,

в золотые глаза угольков,

я гляжу, изумленно внимая

голосам моих первых стихов.

Серафимом незримым согреты,

оживают слова, как цветы:

узнаю понемногу приметы

вдохновившей меня красоты;

воскрешаю я все, что, бывало,

хоть на миг умилило меня:

ствол сосны пламенеющий, алый

на закате июльского дня…

13 марта 1920

"Когда, мечтательно склонившись у дверей"

Когда, мечтательно склонившись у дверей,

ночь придает очарованье

печалям жизненным, я чувствую острей

свое ненужное призванье.

Ненужное тебе, рабыня губ моих,

и от тебя его я скрою,

и скрою от друзей, нечистых и пустых,

полузавистливых порою.

Деревья вешние в мерцающих венцах,

улыбка нищего, тень дыма,

тень думы — вижу все; в природе и в сердцах

мне ясно то, что вам незримо.

От счастья плачет ночь, и вся земля в цвету…

Благоговею, вспоминаю,

творю — и этот свет на вашу слепоту

я никогда не променяю!

Кембридж, 12. 5. 20.

"В неволе я, в неволе я, в неволе!"

В неволе я, в неволе я, в неволе!

На пыльном подоконнике моем

следы локтей. Передо мною дом

туманится. От несравненной боли

я изнемог… Над крышей, на спине

готического голого уродца,

как белый голубь, дремлет месяц… Мне

так грустно, мне так грустно… С кем бороться

— не знаю. Боже. И кому помочь

— не знаю тоже… Льется, льется ночь

(о, как ты, ласковая, одинока!);

два голоса несутся издалека;

туман луны стекает по стенам;

влюбленных двое обнялись в тумане…

Да, о таких рассказывают нам

шарманки выцветших воспоминаний

и шелестящие сердца старинных книг.

Влюбленные. В мой переулок узкий

они вошли. Мне кажется на миг,

что тихо говорят они по-русски.

Кембридж, 31. 5. 20.

БЕЖЕНЦЫ

Я объездил, о Боже, Твой мир,

оглядел, облизал, — он, положим,

горьковат… Помню пыльный Каир:

Читать дальше

---

Перейти на стр. ОК

---