У поклонников пророка
Вырвать гроб его святой
Из страны пришел далекой
Крестоносец молодой».
И предчувствием неясным
Девы грудь теперь полна.
Перед юношей прекрасным,
Как в плену, стоит она.
Льются речи, вдохновенья,
Полны истины живой, —
Весь исполнен чарованья
Крестоносец молодой.
Совершилось: он подругу
Встретил там, в чужом краю,
Передал младому другу
Жизнь прекрасную свою,
И блаженствует беспечно
Просветленною душой.
Будь же счастлив бесконечно,
Крестоносец молодой!..
8 апреля 1838
Москва
А прежде солнце мне светило,
Вы помните, – и всякий день
На ясный горизонт всходило,
Ночную прогоняя тень.
Его живительным сияньем
Я благодатно был согрет
И, полон тихим созерцаньем,
Так радостно глядел на свет.
О, как я счастлив был! – Ужели
Не грезы, не мечты одни,
А наяву и в самом деле
Такие промелькнули дни?
Есть существа; свет солнца ясный,
Веселый день – противны им,
Их мучит злобы яд ужасный,
Их радость – зло творить другим,
Они-то собирают тучи,
Они смущают мир полей,
И гонит бури вихрь могучий
Блаженство зыбкое людей.
Гроза настала, солнце скрылось,
И мрачно небо надо мной,
Но в этом мраке мне светилась
Надежда ясной полосой.
О солнце, скрыт твой свет прекрасный!
Увижу ли тебя я вновь
Опять торжественным и ясным,
Без этих тяжких облаков!
23 июня 1838
Кенигсберг
Несутся, мелькают одно за другим
Виденья в неясном тумане.
И сердце трепещет и мчится вслед им…
И плачет о тяжком обмане.
Далеко – но память сроднилась с душой,
И счастья былого мгновенья
Живут и теперь благодатной семьей,
Даруя мне грусть в утешенье!
13 июля 1838
Путешествие на риги в Швейцарии
Прочтя в своей дорожной книге,
Что Риги – чудная гора,
Решился я идти на Риги,
Отправясь с самого утра.
Мои хозяева со мною
Хотели на гору идти
И в лодке раннею порою
Чрез озеро перевезти.
Бьет два часа. Они уж встали
И будят сонного меня.
Вскочил и я. Мне свечку дали,
С которою оделся я.
Еще под небом мгла лежала,
И только звезды с вышины
В спокойном озере дрожали
При блеске трепетном лупы.
Мы медленно и бодро плыли,
И, нарушая тишину,
Рыбачьи весла мерно били,
Будя уснувшую волну.
Швейцары пели песни, сладко
Напевам горным я внимал
И песни родины украдкой
В душе своей припоминал.
Уже восток алел, но горы,
Широкую кидая тень,
Еще задерживали скоро
Уже рождающийся день.
Вот мы у берега оставить
Спешим у привязи челнок
И на гору наш путь направить;
А всход и долог и высок.
1838
Она стояла молчаливо
Среди толпы – и я молчал;
Лишь взор спросил я боязливо,
И понял я, что он сказал.
Я прихожу, приют ветвистый,
К пустынной тишине твоей:
Под зеленью твоей тенистой
Сокрой счастливых от людей!
Вдали, чуть слышный для вниманья,
День озабоченный шумит,
Сквозь смутный гул и восклицанья
Тяжелый молоток стучит.
Там человек так постоянно
С суровой борется судьбой —
И вдруг с небес к нему нежданно
Слетает счастие порой!
Пускай же люди не узнают,
Как нас любовь животворит:
Они блаженству помешают —
Досаден им блаженства вид.
Да, свет не позволяет счастья:
Как за добычею, за ним
Беги, лови и от участья
Людского строго сохрани!
Оно прокралось тихо, любит
Оно и ночь и тишину;
Нечистый взор его погубит,
Как смерть, ужасен он ему.
Обвейся, о ручей безмолвный,
Вокруг широкою рекой,
И, грозно поднимая волны,
Наш охраняй приют святой!
10 марта 1838
Еще она стоит передо мною,
Окружена покорною толпой,
Блистательна, как солнце золотое;
Я был вдали, смущенный и немой.
О, что тогда сбылось с моей душою,
Как яркий блеск разлился предо мной:
И вдруг, как бы унесшись в мир подлунный,
Ударил я нетерпеливо в струны.
Что испытал я в этот миг святого
И что я пел – всё скрылось предо мной;
В себе тогда орган нашел я новый, —
Он высказал души порыв святой!
То был мой дух, разрушивший оковы,
Оставил он плен долголетний свой —
И звуки вдруг в груди моей восстали,
Что в ней давно, невидимые, спали.
Когда совсем мои замолкли песни,
Душа ко мне тогда слетела вновь.
В ее чертах божественно-прелестных
Я замечал стыдливую любовь;
Мне чудилось: раскрылся свод небесный,
Как услыхал я тихий шепот слов.
О, только там, где нет ни слез, ни муки,
Услышу вновь те сладостные звуки!
«Кому печаль на сердце налегла,
И кто молчать решился, изнывая, —
О, хорошо того я поняла;
