Правитель в страхе затих, и прелат лицо своё скрыл,
Потому что песня живых звенит над рядами могил.
Зряч слепой, и слышит глухой, и кривой распрямиться смог;
Грозным ревом стихии морской раздается стук дружных ног.
Буйный ветер доносит смех, шум свершений этого дня;
Отвечай, священник, за грех; правитель, пади как сорняк!
Вот блевотой кровавой покрыл золотые одежды поп:
Это вора стыд заклеймил, краска совести мажет лоб.
Онемели и жалко дрожат — жаль потерянных ценных вещей:
Как попу свой дворец удержать? Где былая власть королей?
Страх силен, тоска велика, от возмездия не уйти.
Как могучих течений река, ярость наций закрыла пути.
По коврам ступали ногой, всюду роскошь, сияние злата;
Одеяний старинный покрой, и сладки духов ароматы.
В волосах больше нет венца, стал царь жалок, как инвалид;
Наг и сир, ожидает конца, желчью совести рот залит.
Ты намерен народ свой судить, о заведомый Главный Мудрец?
Как же ложь тебе повторить, коль слюне ядовитой конец?
Помиришься ли с Богом ты, или крюк тот вонзит тебе в бок?
Темны воды, приливы круты, и тебе ль удержать поток?
Представай перед Богом, вождь, и похвастайся перед ним:
«После засухи, мол, будет дождь, и росою сменится дым».
Ноги сломаны у стариков, прежней силы теперь уже нет.
Знака ждут они сотни веков, а не видят в небе комет.
Бормотанье их слышим везде, наполняет всю землю крик,
Стыд во взоре и страх в бороде, и дрожанье виновных рук.
Гнев для сильных седлает коней, злоба их мишурой оплела,
Ведь от звона упавших цепей стала кожа как мел бела.
Слышат крики восстанья вдали — черным горем разбиты сердца;
Кости треснули, тело болит, и не краше они мертвеца.
Ни один не остался цел, жадно воздух глотают рты,
Смертный мрак их собой одел, и греховные души пусты.
Ветер вяжет движения ног, о разгроме к ним вести пришли.
