Стихотворения; Исторические миниатюры; Публицистика; Кристина Хофленер: Роман из литературного наследия - страница 25

Саша и Душан ведут его в комнату, начальник станции осторожно закрывает за ними дверь и, удрученный, стоит возле. Сильные удары снаружи в застекленную дверь. Начальник станции открывает ее, быстро входит полицеймейстер.

Полицеймейстер. Что сказал он вам? Я должен обо всем немедленно доложить, обо всем! Он что, останется здесь, надолго ль?

Начальник станции. Этого не знает ни он сам и никто другой. Это известно лишь одному Богу.

Полицеймейстер. Как смогли вы дать ему пристанище в казенном помещении? Это же ваша служебная комната, вход в нее посторонним воспрещен!

Начальник станции. Лев Толстой не посторонний моему сердцу. Он ближе мне, чем брат.

Полицеймейстер. Но вы обязаны были прежде испросить разрешение...

Начальник станции. Я спросил у моей совести.

Полицеймейстер. Ну, вы тут поступили на свой страх и риск. Я немедленно докладываю о случившемся... Ужасно, какая громадная ответственность нежданно сваливается на человека! Бели б хоть знать, как относятся к Льву Толстому в высших сферах...

Начальник станции (очень спокойно). Я думаю, в истинно высших сферах о Льве Толстом всегда были хорошего мнения...

Полицеймейстер смотрит на него озадаченно. Душан и Саша выходят из комнаты, осторожно прикрывая за собой дверь. Полицеймейстер быстро уходит.

Начальник станции. Как граф?

Душан. Он лежит очень тихо — никогда не видел я его лицо таким спокойным. Здесь наконец найдет он то, чего так ему недоставало: покой. Впервые он один на один со своим Богом.

Начальник станции. Извините меня, простого человека, но у меня сердце дрожит от страха, я не могу понять. Зачем Бог взвалил на него такие страдания — бежать из дома, скончаться здесь, на моей убогой, жалкой кровати?.. Как могли люди, русские люди так отнестись к этой святой душе, как могли они так жестоко мучить его, когда его следовало бы благоговейно любить?..

Душан. Именно те, которые любят великого человека, часто становятся между ним и его долгом, и от тех, кто ближе всех к нему, должен он бежать как можно дальше. Так и случилось. Эта смерть делает святой и совершенной его жизнь.

Начальник станции. Но... но мое сердце не может, не желает понять, почему этот человек, это сокровище нашей русской земли, должен был страдать из-за нас, людей, ведущих бездумное существование. После этого нам остается стыдиться, что мы живем.

Душан. Не оплакивайте его, милый, хороший человек, другая — приземленная, менее яркая судьба не для его великой души. Не страдал бы он за нас, людей, не было бы никогда того Льва Толстого, каким останется он в памяти человечества.

 Ленин, 9 апреля 1917 года

Швейцария, маленький мирный островок, со всех сторон окруженный бушующим океаном мировой войны, в те четыре года — с 1915-го по 1918-й — постоянно была ареной волнующего детективного романа. Послы враждующих государств, год назад заходившие друг к другу в гости, составлявшие дружеские партии в бридж, нынче, встречаясь в роскошных отелях, чопорно проходят, не замечая один другого, как будто никогда не были знакомы. В коридорах занимаемых ими апартаментов непрерывно снуют какие-то странные личности. Делегаты, секретари, атташе, дельцы, дамы под вуалью и дамы без вуали— каждый с таинственным поручением. К отелям подъезжают шикарные автомобили с эмблемами иностранных государств, из машин выходят промышленники, журналисты, артисты и как бы случайно попавшие в страну туристы. Но едва ли не у каждого из них тоже чрезвычайное секретное поручение: что-то узнать, что-то выследить; и портье, ведущий их в номер, и девушка, убирающая комнаты, все они обязаны следить, подсматривать, подслушивать.