Стихотворения и поэмы - страница 13

Шрифт
Интервал

стр.

Я всё лежу. Вот это положенье!
И ничего нейдёт в соображенье.
На них гляжу: и та, и та дрожит.
Моя жена приличьем дорожит,
Но жжёт её последними глазами…
Да ну вас к чёрту! Разбирайтесь сами!
Да это просто сумасшедший дом,
И я не я, и стены ходуном.
Как в зеркале, я стал ненастоящим,
Закрыл глаза и притворился спящим.
Жена с ума сошла и сгоряча
По телефону вызвала врача.
Ну, думаю, не миновать скандала!
Жена в притворный обморок упала.
Поклонница таланта моего
Бежала прочь. Но это ничего.
Цвети, цветок, последним пустоцветом,
Иной талант боготворя при этом.
Светись, звезда! Молись, моя свеча!..
Но вот явились сразу два врача,
Жену и визги увезли в больницу
И растрясли скандал на всю столицу.
А я наутро принимал парад
Пустых бутылок, выстроенных в ряд.
О чём я думал в этой жизни бренной?
Да ни о чём — как Царь всея Вселенной.
Покой везде. А прошлое есть сон…
Когда звонит в квартире телефон,
То по привычке, как во время оно,
Я поднимаю трубку телефона
И, чтоб не ошибиться никогда,
Я говорю: «Однако», а не «Да».
Но иногда, как в дни очарованья,
На том конце я слышу гул молчанья. 

1995

Кубанка

Клубится пыль через долину.
Скачи, скачи, мой верный конь.
Я разгоню тоску-кручину,
Летя из полымя в огонь.
Гроза гремела спозаранку.
А пули били наповал.
Я обронил свою кубанку,
Когда Кубань переплывал.
Не жаль кубанки знаменитой,
Не жаль подкладки голубой,
А жаль молитвы, в ней зашитой
Рукою матери родной.
Кубань кубанку заломила,
Через подкладку протекла,
Нашла молитву и размыла,
И в сине море повлекла.
Не жаль кубанки знаменитой,
Не жаль подкладки голубой,
А жаль молитвы позабытой,
Молитвы родины святой.
Клубится пыль через долину.
Скачи, скачи, мой верный конь.
Я разгоню тоску-кручину,
Летя из полымя в огонь. 

1996

Погребение зерна

Последний век идёт из века в век.
Всё прах и гул, как и во время оно.
— Не может быть! — воскликнул человек,
Найдя зерно в гробнице фараона.
Он взял зерно — и сон зерна пред ним
Во всю земную глубину распался.
Прошли тысячелетия, как дым:
Египет, Рим, и все иные царства.
В каком-то поколенье хлебороб,
А по занятью осквернитель праха,
Он в чистом поле зёрнышко погрёб,
Хотя и не без трепета и страха.
Зерно погибло — вырос хлеб вины.
Шумит в ушах бессонница-пшеница.
Но этот мир лишился глубины,
И никому уже он не приснится. 

1996

Русский лубок

Во вселенной убого и сыро,
На отшибе лубочный пустырь.
Через тёмную трещину мира
Святорусский летит богатырь.
Облака, что бродячие горы,
Клочья пены со свистом летят.
Белый всадник не чует опоры,
Под копытами бездна и смрад.
Он летит над змеиным болотом,
Он завис в невечернем луче.
И стреляет кровавым пометом
Мерзкий карлик на левом плече.
Может быть, он указы бросает
И рукой его бьёт по плечу.
Может быть, свою душу спасает:
«Осторожно! Я тоже лечу».
Облик карлика выбит веками,
И кровавые глазки торчком…
Эх, родной! Не маши кулаками.
Сбрось его богатырским щелчком. 

1996

Лежачий камень

Лежачий камень. Он во сне летает.
Когда-то во Вселенной он летал.
Лежит в земле и мохом зарастает…
Упавший с неба навсегда упал.
Старуха-смерть снимала жатву рядом,
И на него нашла её коса.
Он ей ответил огненным разрядом,
Он вспомнил голубые небеса.
Трава племён шумит о лучшей доле,
Река времён обходит стороной.
А он лежит в широком чистом поле,
Орёл над ним парит в глубокий зной.
И ты, поэт, угрюм ты или весел,
И ты лежишь, о русский человек!
В поток времён ты только руку свесил.
Ты спишь всю жизнь, ну так усни навек.
Спокойно спи. Трава племён расскажет,
В реке времён все волны зашумят,
Когда он перекатится и ляжет,
Он ляжет на твою могилу, брат! 

1997

Серафим

Души рассеянная даль,
Судьбы раздёрганные звенья.
Разбилась русская печаль
О старый камень преткновенья.
Желает вольный человек
Сосредоточиться для Бога.
Но суждена ему навек
О трёх концах одна дорога.
Песок и пыль летят в лицо,
Бормочет он что ни попало.
Святой молитвы колесо
Стальные спицы растеряло.
А на распутье перед ним
На камне подвига святого
Стоит незримый Серафим —
Убогий старец из Сарова.

1997

Живой дар

Одно и то ж: и память, и забвенье.
Что Бог послал, а принял только я.
В руке моей, как вечное мгновенье,
Мерцает незабудка бытия. 

1997

Тёмные люди

Мы тёмные люди, но с чистой душою.

стр.

Похожие книги