Мне только двадцать четыре! Двадцать четыре всего!
В этом году, наверно, случилось два мая!
Я ничего,
Я ничего
Не понимаю.
И вот смеюсь. Я просто глуп.
Но ваша легкая улыбка
Блеснула в волнах влажных губ,
Вчера. В 12. Словно рыбка.
И были вы совсем не та.
На ту ни капли не похожи.
Звенеть качелям пьяной дрожи!
Когда сбывается мечта,
Уж не мечта она. А что же?
И не надо думать, что когда-нибудь трубы зазвучат,
Возглашая страшный суд
И крича о мученьях,
И злые пантеры к нам прибегут,
Чтоб дикий свой взгляд
Спрятать от страха в девических нежных коленях.
Пересохнут моря, где налетами белые глыбы,
И медузы всплывут
На поверхность последнего дня,
И с глазами вытаращенными удивленные рыбы
Станут судорожно глотать воздух, полный огня.
Мудрец, проститутки, поэты, собаки
В горы побегут,
А горы войдут
В города,
И все заверещат, ибо узрит всякий.
Как у Бога бела борода.
Но ведь это не скоро.
В пепелящемся мире
Рвется сердце, как скачет по скалам от пули коза.
Мне двадцать четыре,
Только 24. А у вас такие глаза.
— Какие
Такие?
Разве зло гляжу, Дима, я?
— Нет. Золотые,
Любимые.
Хотите смеяться со мною, беспутником,
Сумевшим весну из под снега украсть?
Вы будьте мохнатым лешим, а я буду путником,
Желающим к лешему в гости попасть.
Только смотрите: будьте лешим хорошим.
Настоящим,
Шалящим!
Как хорошо, что нынче два мая,
Я ничего не понимаю!
