Но милостив господь, и вот,
Едва успел промчаться год,
Служу в большой конторе я.
„Здесь будет легкой жизнь моя“,—
Мечталось мне, но ты пришла,
Мои все спутала дела,
И я, от места отрешен,
На улицу был выгнан вон.
Пришлось, рукой махнув на честь,
Мне по уши в долги залезть
(А если задолжал поэт,
Он не простой должник, о нет!
О нем пекутся все сердца,
И пересудам нет конца).
Когда увидела родня.
Что мало толку от меня,
Что у меня удачи нет,
Все стали мне давать совет
Пойти в попы и взять приход:
„Там ждут тебя любовь, почет,
Поминки с сочною кутьей,
Достаток полный и покой“.
Но я, тебе на торжество,
Отрекся, глупый, от всего!
Церковной кружкой не прельстясь.
Спиною к счастью обратясь,
Я лиру взял,
Поэтом стал
И с песней выступил своей,
Воскликнув вдохновенно: „Эй,
Стоит пред вами музы сын!“
Все рассмеялись как один
И закричали мне в ответ:
„Мы не хотим твой слушать бред.
Безумный юноша, уйди!
Лишь грезы у тебя в груди,
И песнями ты поглощен.
От мира взор твой отвращен.
Мы люди дела и труда,
К чему нам эта ерунда?“
Я крикнул им: „Ах, деньги лишь
И блеск, тупая чернь, ты чтишь.
Тебе поэта не понять,
На нем почиет благодать,
Он правду и любовь поет“.
Сказав, бегу в журнал, и вот
С редактором мой разговор:
„Пишу стихи с недавних пор.
Нельзя ли поместить у вас
Вот эти? Их прочту сейчас.
„О черные глаза, ваш взор покой
Тревожит мой и днем и в час ночной“
Вы мне хотите в душу заглянуть —
Пора закрыться вам, пора уснуть.
Устал поэт от горя и невзгод,
И вечный сон к себе его влечет.
Усните же и вы! Прошел мой день,
Ночь надо мной свою простерла тень“».
— «Недурно! Гладко! Что же, спора нет,
Вы не бездарны, господин поэт!
Десятисложна каждая из строк…
Но бедность рифмы — вот в чем ваш порок.
Позвольте, я исправлю вам сейчас —
И сразу заблестят стихи у вас.
Поэтов наших правлю я всегда
И тем учу, — а то бы им беда.
„О черные глаза, ваш взор покой
Тревожит мой, как будто бес какой“».
Я, как от беса, ужасом влеком.
Из кабинета бросился бегом
И песни в типографию отнес,
О чем мне скоро пожалеть пришлось.
Едва лишь появился сборник в свет,
Суровый публицист почтенных лет.
Высоко беспристрастие ценя,
Счел нужным едко осмеять меня.
«Стихи такие, — он писал, — ни в грош
Не ставлю я, в них смысла не найдешь.
Всего-то в них лишь рифмы да слова!
Я новый сборник дочитал едва, —
Отменно зелен, видимо, поэт.
Поэтам старым нынче смены нет;
Они с собою унесли свой дар
И тайну песенных чудесных чар.
Всем этим овладело царство тьмы,
И вот живем в немой пустыне мы.
Навек умолкли наши старики,
А молодых читать нам не с руки.
Как ты ни смейся, как их ни брани, —
Писать по-своему хотят они».
— «О, край бездушных и тупых сердец!
Не верь, не верь им, молодой певец,
Я от покойных гениев не раз
На твой похожий слышала рассказ.
Сперва им в чашу льют насмешек яд,
Потом от имени их говорят
И всех заслуг их пожирают плод.
Чем дальше, тем гнусней борьба идет.
Клянусь Авроры сладостным лучом
И полным силы светозарным днем, —
О тех ничтожных говоришь ты мне,
Что тупо спят при молодой луне,
Глядеть не любят на ее восход.
А только в полдня час, разинув рот,
Вперяют в небо заспанный свой взор.
Когда уж вышло солнце из-за гор,
Поклоны бьют
И гимн поют,
Всё тот же гимн, что и в былые дни.
Но разве вечно будут жить они,
Уроды эти старые? Ведь нет!»
— «О Муза, — тут воскликнул я в ответ, —
Ты о каких уродах говоришь?
У нас везде, куда ни поглядишь,
Поэты слезы льют, о том скорбя,
Что получили лиру от тебя.
А я… признаться, виноват я сам:
Ленив я был, бездарен и упрям.
Меня корила вся моя родня,
Но убедить никто не мог меня,
Пока ко мне не обратился раз
Богач-сосед, что умницей у нас
В округе слыл, с вопросом: „Где твоя,
Приятель, служба, знать хотел бы я?“
Тут я воскликнул гордо: „Я поэт!“
А он: „Беда, когда работы нет“.
Я повторил: „Поэт!“ — а он сказал:
„Я понял, ты работу потерял“.
Когда приятель мой, в защиту мне,
Сказал: „Такие тоже впрок стране“.
Расхохотался наш ага, да так,
Что всех — будь то богатый иль бедняк —
Рассказ о том
Смешил потом.
Но вот вопрос еще яснее стал,
Когда в газете некто написал:
„Пусть делом занимается поэт,
Коль сыт он быть желает и одет.
А если жизнь он отдает стихам,
То нечего о нем и печься нам.
