Стихотворения и поэмы - страница 45
Шрифт
Интервал
Прорвался нежный и певучий голос,
С восторгом восклицавший: «Аполлон!
О юный Аполлон золотокудрый!»
В смятенье я бежала, а за мной
Летело и звенело это имя!..
Отец мой! братья! если бы вы знали,
Как было больно мне! Когда б ты слышал,
Сатурн, как я рыдала, — ты б не стал
Меня корить за дерзость этой речи».
Как боязливый ручеек, петляя
По гальке побережья, медлит впасть
В безбрежность волн, так этот робкий голос
Струился вдаль, — но устья он достиг,
Когда был, словно морем, поглощен
Взбешенным, гневным басом Энкелада.
Он говорил, на локоть опершись,
Но не вставая, словно от избытка
Презрения, — и тяжкие слова
Гремели, как удары волн о рифы.
«Кого должны мы слушать — слишком мудрых
Иль слишком глупых, братья-великаны?
Обрушьте на меня хоть все грома
Бунтовщиков с Олимпа, взгромоздите
Всю землю с небесами мне на плечи —
Страшнее я не испытал бы мук,
Чем ныне, слыша этот детский лепет.
Шумите же, кричите и бушуйте,
Вопите громче, сонные титаны!
Неужто вы проглотите обиды
И униженья от юнцов снесете?
Неужто ты забыл, Владыка вод,
Как ты ошпарен был в своей стихии?
Что — наконец в тебе проснулся гнев?
О, радость! значит, ты не безнадежен!
О, радость! наконец-то сотни глаз
Сверкнули жаждой мести!» — Он поднялся
Во весь огромный рост и продолжал:
«Теперь вы — пламя, так пылайте жарче,
Пройдитесь очистительным огнем
По небесам, калеными стрелами
Спалите дом тщедушного врага,
За облака занесшегося Зевса!
Пусть он пожнет содеянное зло!
Я презираю мудрость Океана;
И все же не одна потеря царств
Меня гнетет: дни мира улетели,
Те безмятежные, благие дни,
Когда все существа в эфире светлом
Внимали нам с раскрытыми глазами
И наши лбы не ведали морщин,
А губы — горьких стонов, и Победа —
Крылатое, неверное созданье —
Была еще не рождена на свет.
Но вспомните: Гиперион могучий,
Наш самый светлый брат, еще царит…
Он здесь! Взгляните — вот его сиянье!»
Все взоры были скрещены в тот миг
На Энкеладе, и пока звучали
Его слова под сводами ущелья,
Внезапный отблеск озарил черты
Сурового гиганта, что сумел
Вдохнуть в богов свой гнев. И тот же отблеск
Коснулся остальных, но ярче всех —
Сатурна, чьи белеющие пряди
Светились, словно вспененные волны
Под сумрачным бушпритом корабля,
Когда вплывает он в ночную бухту.
И вдруг из бледно-серебристой мглы
Слепящий, яркий блеск, подобно утру.
Возник и залил все уступы скал,
Весь этот горестный приют забвенья,
И кручи, и расщелины земли,
Глухие пропасти и водопады
Ревущие — и весь пещерный мир,
Одетый прежде в мантию теней,
Явил в его чудовищном обличье.
То был Гиперион. В венце лучей
Стоял он, с высоты гранитной глядя
На бездну скорби, что при свете дня
Самой себе казалась ненавистной.
Сверкали золотом его власы
В курчавых нумидийских завитках,
И вся фигура в ореоле блеска
Являла царственный и страшный вид,
Как на закате Мемнона колосс
Для пришлеца с туманного Востока.
И, словно арфа Мемнона, стенанья
Он испускал, ладонью сжав ладонь,
И так стоял недвижно. Эта скорбь
Владыки солнца тягостным уныньем
Отозвалась в поверженных богах,
И многие свои прикрыли лица,
Чтоб не смотреть. Лишь пылкий Энкелад
Свой взор горящий устремил на братьев,
И, повинуясь этому сигналу,
Поднялся Иапет, и мощный Крий,
И Форкий, великан морской, — и стали
С ним рядом, вчетвером, плечом к плечу.
«Сатурн!» — раздался их призыв, и сверху
Гиперион ответил громким криком:
«Сатурн!» Но старый вождь сидел угрюмо
С Кибелой рядом, и в лице богини
Не отразилось радости, когда
Из сотен глоток грянул клич: «Сатурн!»
КНИГА ТРЕТЬЯ
Вот так между покорностью и буйством
Метались побежденные титаны.
Теперь оставь их, Муза! Не по силам
Тебе воспеть такие бури бедствий.
Твоим губам скорей печаль пристала
И меланхолия уединенья.
Оставь их, Муза! Ибо скоро встретишь
Ты множество божеств первоначальных,
Скитающихся в мире без приюта.
Но с трепетом коснись дельфийской арфы,
И пусть повеет ветерком небесным
Мелодия дорийской нежной лютни;
Ведь эта песнь твоя — Отцу всех песен!
Все розовое сделай ярко-алым,
Пускай румянец розы вспыхнет ярче,
Пусть облака восхода и заката
Плывут руном роскошным над холмами,
Пусть красное вино вскипит в бокале
Ключом студеным, пусть на дне морском
Ракушек розовеющие губы
Похожие книги
