Живший в арбатском переулке, в те довоенные времена тихом, в зеленых палисадниках, с редкими прохожими, в котором по утрам можно было услышать петушиное пение, Даниил рвался за город, на природу, которую он переживал не только поэтически, но и мистически. Его земные путешествия, в отличие от трансфизических, – как он называл странствия по иным мирам – не были дальними. Подмосковье, Таруса и Малоярославец, Крым и Украина… Но, попав летом 1930 года в Трубчевск и побродив по брянским лесам, Данил Андреев понял, что именно здесь он может найти ту Индию духа, которую никогда не переставал искать. Там, на реке Неруссе Даниил Андреев пережил одно из самых ярких мистических озарений, которое считал прорывом космического сознания. «Меня тогда охватило невыразимое благоговение, и не кровавым смятением, а великолепной, как звездное небо гармонией, стала вселенная», – вспоминал он. Десна и Нерусса, непроходимые чащобы – немеречи, сам древний городок, где княжил герой «Слова о полку Игореве» Всеволод, брат Игоря. Эти места стали для него проникновенным образом России, вошли в его поэзию, осветили страницы «Розы Мира». В камере Владимирского централа, годы и годы не видя ни одного деревца, ни одной зеленой травинки, он в воображении продолжал свои босые прогулки брянскими лесами.
Тридцатые годы – не только летние поездки в Трубчевск, это изучение востока, его религий и истории, потом увлеченность замыслом поэмы «Песнь о Монсальвате». Менялся он, менялось, становясь все страшнее, жестокое время. Если в 36-м году он еще хлопочет за старшего брата, который хотел вернуться из Франции в Россию, – идет к Горькому, пишет Сталину, то последнее письмо брату в Париж в 38-м он заканчивает многозначительной фразой: «хоть живу я там же, ответа не надо».
В 37-м Андреев начинает работу над романом «Странники ночи». В стихотворении, позже озаглавленном «Из погибшей рукописи», лирически сформулированы его тогдашние настроения:
Помоги – как чудного венчанья
Ждать бесцельной гибели своей,
Сохранив лишь медный крест молчанья —
Честь и долг поэта наших дней.
Даниил Андреев осознанно нес «крест молчания», читая то, что он писал лишь узкому кругу близких друзей, и до поры до времени «гибельное» внимание недремлющих «органов» его обходило. Он и его друзья, та интеллигенция, которой в сталинской Москве места не было, которой, чтобы выжить, приходилось таиться или приспосабливаться, и стали «странниками ночи», героями романа, писавшегося тайком, но жгуче современного: действие в нем происходит в 37-м году.
Тогда же, в 37-м он познакомился с двадцатидвухлетней женой своего друга, художника Сергея Ивашева-Мусатова Аллой Бружес, еще не предполагая, что их жизни окажутся неразрывно связаны и что задуманный роман сыграет в их судьбе такую роковую роль.
В 41-м году, на Пасху, умер доктор Добров, в июле 42-го умерла его жена, которую Даниил называл мамой и которая действительно заменила ему мать. После ее смерти он в одном из писем заметил: «Добровского дома не стало».
В октябре 42-го года Даниил Андреев был призван в армию, хотя по состоянию здоровья к строевой службе годен не был. В январе 43-го в составе 196-й Краснознаменной стрелковой дивизии по льду Ладожского озера и по Карельскому перешейку он участвует в переходе в осажденный Ленинград. «Во время пути по безлюдному, темному городу к месту дислокации, – вспоминал поэт, – мною было пережито состояние, отчасти напоминавшее то давнишнее, юношеское, у храма Спасителя… оно было окрашено сурово и сумрачно. Внутри него темнело и сверкало противостояние непримиримейших начал, а их ошеломляющие масштабы и зиявшая за одним из них великая демоническая сущность внушала трепет ужаса. Я увидел “третьего уицраора”… Это переживание я попытался выразить в поэме “Ленинградский Апокалипсис”…». Поэма стала удивительным мистическим эпосом Великой Отечественной войны, завораживающим читателя своей поэтической поступью:
Косою сверхгигантов скошенным
Казался лес равнин Петровых,
Где кости пней шестиметровых
Торчали к небу, как стерня,
И чудилась сама пороша нам
