Между скал по укромным заливам —
Мой корабль из сосновой коры;
Строить гавань волшебному флоту,
Брызгать, бегать, и у заворота
Разыскать заколдованный чёлн;
Растянуться на камне нагретом
Иль учиться сбивать рикошетом
Гребешки набегающих волн.
А вокруг, точно грани в кристалле —
Преломлённые, дробные дали,
Острова, острова, острова,
Лютеранский уют Нодендаля,
Церковь с башенкой и синева.
В этот мир, закипев на просторе,
По проливам вторгался прибой:
Его голосу хвойное море
Глухо вторило над головой.
А когда наш залив покрывала
Тень холодная западных скал,
Я на эти лесистые скалы
Забирался и долго искал;
Я искал, чтобы вольные воды
Различались сквозь зыбкие своды,
И смотрел, как далёко внизу
Многотрубные шли пароходы,
Будоража винтом бирюзу.
Величавей, чем горы и люди,
Был их вид меж обрывов нагих,
Их могучие, белые груди
И дыханье широкое их.
Я мечтал о далёких причалах,
Где опустят они якоря,
О таинственно чудных началах
Их дорог сквозь моря и моря.
А когда из предутренней дали
Голоса их сирен проникали
И звучали, и звали во сне —
Торжествующий и беззакатный,
Разверзался простор неохватный,
Предназначенный в будущем мне.
Помню звук: нарастающий, медный,
Точно праздничный рокот трубы,
Точно шествие рати победной
После трудной и страстной борьбы.
Словно где-то, над вольною влагой,
Мощный город, подобный орлу
Трепетал миллионами флагов
Пред эскадрой на пенном валу.
Был другой: весь смеющийся, свежий,
Он летел от баркасов, от мрежей,
Блеском утра насквозь просиян:
В нём был шум золотых побережий
И ласкающий их океан.
И я знал, что отец мой на яхте
Покидает седой Гельсингфорс,
Солнце жжёт на полуденной вахте
Белым кителем стянутый торс.
Третий голос был вкрадчивый, сонный,
Беспокоящий, неугомонный:
Полночь с южной, огромной луной;
Странной негой, струной монотонной
Он надолго вставал надо мной.
Но ещё был четвертый; не горем,
Не борьбою, не страстью томим,
Но вся жизнь мне казалась – лишь морем,
Смерть – желанной страною за ним.
Всё полней он лился, всё чудесней,
Будто мать в серебристом раю
Пела мне колыбельную песню
И баюкала душу мою.
И всё дальше, в блаженные сини,
Невозвратный корабль уплывал,
Белый-белый, как святочный иней,
Как вскипающий пенами вал.
