— Неужели он и впрямь не слышал
эту удивительную чакону Баха? Стыд-то какой!
И тут ко мне подбегает совсем крошечная девочка.
— Не плачьте, дяденька!— говорит она.—
Я еще тоже не слышала эту потрясающую чакону Баха. Правда, мама говорит, что я от этого плохо расту.
В ТУ ночь
В ту ночь мы слегка выпили.
— Вот послушай!—сказал Альбий.—
«Паллы шафранный покров, льющийся к
нежным стопам, Пурпура тирского ткань и сладостной флейты
напевы»>1.
— Неплохо,— сказал я,— но ты еще не нашел себя.
Скоро ты будешь писать лучше.
— Пойдем к Делии!— сказал Альбий,
и мы побрели по темным улицам Рима, шатаясь и ругая раба
за то, что факел у него нещадно дымил.
— Хороши!— сказала Делия, встретив нас на пороге.
— Нет, ты лучше послушай!—сказал Альбий.—
«Паллы шафранный поток, льющийся к дивным
стопам,
Тирского пурпура кровь и флейты напев
беспечальный».
— Недурно,— сказала Делия,— но, пожалуй, слишком красиво.
Раньше ты писал лучше.
В ту ночь у Делии
мы еще долго пили хиосское,
хотя я не очень люблю сладкие вина.
Под утро Альбий заснул как убитый.
— Ох уж эти мне поэты!— сказала Делия.
— Брось!—сказал я.—
Разве это не прекрасно:
«Паллы шафранные складки, льнущие к милым
коленям,
Пурпура тусклое пламя и флейты томительный
голос!»?
СИЗИФ
Сажусь в метро и еду в подземное царство в гости к Сизифу.
-г -Д»
Проезжаем какую-то мутную речку вроде бы Ахеронт.
У берега стоит лодка — вроде бы Харона.
В лодке бородатый старик — вроде бы сам Харон.
На следующей остановке я выхожу.
Сизиф, как и прежде, возится со своей скалой, и грязный пот
течет по его усталому лицу.
— Давай вытру!— говорю я.
— Да ладно уж,— говорит Сизиф, жалко платок пачкать.
— Давай помогу!— говорю я.
— Да не стоит,— говорит Сизиф,— я уже привык.
— Давай покурим!— говорю я.
— Да не могу я,— говорит Сизиф,— работы много.
— Чудак ты, Сизиф!— говорю я.— Работа не волк,
в лес не убежит.
— Да отстань ты!— говорит Сизиф.— Чего пристал?
— Дурак ты, Сизиф!— говорю я.— Дураков работа любит!
— Катись отсюда!— говорит Сизиф.— Катись, пока цел!
Обиженный, сажусь в метро
и уезжаю из подземного царства.
Снова проезжаем Ахеронт.
Лодка плывет посреди реки.
В лодке полно народу.
Харон стоит на корме и гребет веслом.
-г
В МУЗЕЕ
У богоматери
было очень усталое лицо.
— Мария,— сказал я,— отдохните немного.
Я подержу ребенка.
Она благодарно улыбнулась и согласилась.
Младенец
и впрямь был нелегкий.
Он обхватил мою шею ручонкой и сидел спокойно.
Подбежала служительница музея
и закричала,
что я испортил икону.
Глупая женщина.
ВЕСЕННИЕ СТИХИ
* * *
Помимо всего остального существует весна.
Если поглядеть на нее, то можно подумать, что она спортсменка — она худощава, длиннонога и, судя по всему, вынослива.
Если поговорить с ней, то можно убедиться, что она неглупа — она никому не верит на слово и обо всем имеет свое мнение.
Если же последить за нею, то можно заметить, что у нее мужские повадки — она охотница
и любит густые дикие леса, где отощавшие за зиму медведи пожирают сладкую прошлогоднюю клюкву.
Она приходит
под барабанный бой капелей, и тотчас
весь лед на Неве становится дыбом, и тотчас
все девчонки выбегают на улицу и начинают играть в «классы», и тотчас
происходит множество прочих важных
весенних событий.
Поэтому весна необычайно популярна.
* * *
В начале весны
появляется неодолимая потребность бедокурить: щекотать гранитных львов, дразнить гипсовых грифонов, пугать мраморных лошадей и дергать за ногу бронзового графа Орлова, восседающего у ног бронзовой Екатерины Второй.
В начале весны
возникает намеренье жить вечно.
Но как осуществить это безумное намеренье?
Спросил гранитных львов — они не знают.
Спросил гипсовых грифонов — они тоже не знают.
Спросил мраморных лошадей — и они не знают.
Спросил бронзового графа —
он и понятия об этом не имеет. Бронзовую императрицу спросить не осмелился.
Я говорил ей:
не мешайте мне, я занят важным делом, я влюбляюсь.
Я говорил ей:
не отвлекайте меня,
мне нужно сосредоточиться-
я же влюбляюсь.
Я говорил ей:
подождите немного, мне некогда, я же влюбляюсь в вас!
Мне надо здорово в вас влюбиться.
— Ну и как?— спрашивала она.—
Получается?
— Ничего,— отвечал я,—
все идет как по маслу.
Ну что?— спрашивала она.—
