Стихотворения - страница 35

Шрифт

Интервал

В которой наплели вы дикой ерунды.

Так барыня, когда листовку в руки взяли

И прочитали всё: „Нехорошо! — сказали. —

Держитесь далее от уличной орды.

Всё это варвары, всё дураки и дуры.

Они — вне общества, прогресса и культуры!

Пора на цепь их посадить!“

Все это барыня сказавши, стали хмуры

И не велели к вам ходить!»

* * *

Собачек комнатных, товарищи, видали?

Породистые есть, носящие медали.

В придачу блеска их собачьей красоте

Им вяжут бантики на шее и хвосте,

И проманежиться на свежем ветерочке

Их водят барыни на шелковом шнурочке.

Вот Вандервельде! В нем болонку узнаю,

Которая медаль и бантики носила.

Так допустимо ли, чтоб барыню свою

Такая стерва укусила?!

1923

Любимому

Живые, думаем с волненьем о живом

И верим, хоть исход опасности неведом.

Что снова на посту ты станешь боевом.

Чтоб к новым нас вести победам.

В опасности тесней смыкая фронт стальной.

Завещанное нам тобой храня упорство.

Мы возбужденно ждем победы основной,

Которой кончишь ты, любимый наш, родной,

С недугом злым единоборство!

1923

Кровавые долги

Памяти В. В. Воровского

Рать пролетарская знамена преклонила.

Семьей редеющей друзья стоят вокруг.

— Еще одна священная могила!

— Еще один неотомщенный друг!

Ну что же! Клятвой боевою

Мы честно подтвердим зарвавшимся врагам,

Что — не в пример иным долгам —

Долги кровавые мы возместим с лихвою!

На что покойнику сапоги?

Случай в деревне Югостицы Смоленской губ.

Мужик Исай Слепых, уже давно больной,

Жить приказал на фоминой.

Покой ему, бедняге, вечный.

Вдова к попу — насчет убогих похорон.

А. к слову, поп, отец Мирон,

Был, не в пример другим, на редкость поп

сердечный.

Узнав от плачущей вдовы.

Что нечем будет ей платить за похороны,

Он молвил: «Не у всех в кубышках миллионы.

Сам знаю я, твои достатки каковы.

Да, много горестей узнаешь ты, вдовея…

А что до платы мне… так дело не в деньгах…

Покойный твой Исай, мне помнится, говея,

У исповеди… кхе!.. был в новых сапогах».

* * *

На следующий день несли в гробу Исая.

Поп, на ноги свои украдкой взгляд бросая

(Ух, черт, и сапоги ж!), гнусил, распялив рот,

А сзади по снегу с гурьбой босых сирот

Исаева вдова плелась босая.

1923

Ленинскому набору

Печаль моя, тебя ли утаю?

Молчанием тебя я выдаю.

Но будят мрак огней далеких вспышки.

Скончался вождь. Но рать его в бою,

И начеку сторожевые вышки.

Прощай, Ильич! Оплакав смерть твою,

Кончаю срок жестокой «передышки».

Пронесся стон: «Ильич, наш вождь, угас!..

Кто ж поведет дорогой верной нас?

Откуда ждать нам вещих откровений?»

И потекли лавиной в тот же час

В наш строй ряды железных пополнений.

Нет Ленина, но жив рабочий класс,

И в нем живет — вождя бессмертный гений!

Вот Мавзолей. И траурный убор.

Здесь будем мы трубить военный сбор.

Здесь — наш алтарь и наш ковчег завета.

Да будет же, наш «ленинский набор».

Защищена тобой святыня эта!

Отсюда ты на вражеский напор

Пошлешь бойцов для грозного ответа.

1924

О соловье

Посвящается рабоче-крестьянским поэтам

Я не в силах считать произведения экспрессионизма, футуризма… и прочих «измов» высшим проявлением художественного гения. Я их не понимаю. Я не испытываю от них никакой радости…

Важно… не то, что дает искусство нескольким сотням, даже нескольким тысячам общего количества населения, исчисляемого миллионами. Искусство принадлежит народу. Оно должно уходить своими глубочайшими корнями в самую толщу широких трудящихся масс. Оно должно быть понятно этим массам и любимо ими. Оно должно объединять чувство, мысль и волю этих масс, подымать их. Оно должно побуждать в них художников и развивать их. Должны ли мы небольшому меньшинству подносить сладкие утонченные бисквиты, тогда как рабочие и крестьянские массы нуждаются в черном хлебе?..мы должны всегда иметь перед глазами рабочих и крестьян.

Завет Ленина. По воспоминаниям Клары Цеткин. — «Коммунар», 1924, № 27

Писали до сих пор историю врали.

Да водятся они еще и ноне.

История «рабов» была в загоне,

А воспевалися цари да короли:

О них жрецы молились в храмах,

О них писалося в трагедиях и драмах.

Они — «свет миру», «соль земли»!

Шут коронованный изображал героя.

Классическую смесь из выкриков и поз,

А черный, рабский люд был вроде перегноя.

Так, «исторический навоз».