Стихотворения, 1929-1930 - страница 31

---

Перейти на стр. ОК

---

           пролетали,

до самого

    последнего листка

я отдаю тебе,

     планеты пролетарий.

Рабочего

       громады класса враг —

он враг и мой,

      отъявленный и давний.

Велели нам

    идти

          под красный флаг

года труда

    и дни недоеданий.

Мы открывали

      Маркса

         каждый том,

как в доме

    собственном

          мы открываем ставни,

но и без чтения

         мы разбирались в том,

в каком идти,

     в каком сражаться стане.

Мы

 диалектику

      учили не по Гегелю.

Бряцанием боев

          она врывалась в стих,

когда

     под пулями

       от нас буржуи бегали,

как мы

   когда-то

      бегали от них.

Пускай

   за гениями

       безутешною вдовой

плетется слава

      в похоронном марше —

умри, мой стих,

      умри, как рядовой,

как безымянные

      на штурмах мерли наши!

Мне наплевать

      на бронзы многопудье,

мне наплевать

      на мраморную слизь.

Сочтемся славою —

            ведь мы свои же люди, —

пускай нам

    общим памятником будет

построенный

      в боях

            социализм.

Потомки,

    словарей проверьте поплавки:

из Леты^>*

      выплывут

       остатки слов таких,

как «проституция»,

          «туберкулез»,

                «блокада».

Для вас,

   которые

       здоровы и ловки,

поэт

 вылизывал

         чахоткины плевки

шершавым языком плаката.

С хвостом годов

       я становлюсь подобием

чудовищ

      ископаемо-хвостатых.

Товарищ жизнь,

         давай

         быстрей протопаем,

протопаем

    по пятилетке

          дней остаток.

Мне

 и рубля

    не накопили строчки,

краснодеревщики

       не слали мебель на́ дом.

И кроме

   свежевымытой сорочки,

скажу по совести,

       мне ничего не надо.

Явившись

    в Це Ка Ка^>*

         идущих

            светлых лет,

над бандой

    поэтических

          рвачей и выжиг

я подыму,

    как большевистский партбилет,

все сто томов

      моих

          партийных книжек.

[Декабрь 1929 — январь 1930]

Во весь голос: Неоконченное

[I]^>*

Любит? не любит? Я руки ломаю

и пальцы

       разбрасываю разломавши

так рвут загадав и пускают

              по маю

венчики встречных ромашек

пускай седины обнаруживает стрижка и бритье

Пусть серебро годов вызванивает

              уймою

надеюсь верую вовеки не придет

ко мне позорное благоразумие

[II]^>*

Уже второй

       должно быть ты легла

А может быть

      и у тебя такое

Я не спешу

    И молниями телеграмм

мне незачем

        тебя

       будить и беспокоить

[III]^>*

море уходит вспять

море уходит спать

Как говорят инцидент исперчен

любовная лодка разбилась о быт

С тобой мы в расчете

И не к чему перечень

взаимных болей бед и обид

[IV]^>*

Уже второй должно быть ты легла

В ночи Млечпуть серебряной Окою

Я не спешу и молниями телеграмм

Мне незачем тебя будить и беспокоить

как говорят инцидент исперчен

любовная лодка разбилась о быт

С тобой мы в расчете и не к чему перечень

взаимных болей бед и обид

Ты посмотри какая в мире тишь

Ночь обложила небо звездной данью

в такие вот часы встаешь и говоришь

векам истории и мирозданию

[V]^>*

Я знаю силу слов я знаю слов набат

Они не те которым рукоплещут ложи

От слов таких срываются гроба

шагать четверкою своих дубовых ножек

Бывает    выбросят не напечатав не издав

Но слово мчится подтянув подпруги

звенит века и подползают поезда

лизать поэзии мозолистые руки

Я знаю силу слов Глядится пустяком

Опавшим лепестком под каблуками танца

Но человек душой губами костяком

[1928–1930]

Другие редакции

Что ни страница, — то слон, то львица^>*

Открывай страницу-дверь

в книжке

самый разный зверь.

Льва показываю я,

посмотрите,

       нате:

он

совсем не царь зверья,

просто председатель.

Кенгуру.

      Смешная очень.

Руки

    вдвое

    короче.

Но за это

       у ней

      ноги вдвое

             длинней.

Жираф.

Такую жирафу-мать

младенцу

есть за что обнимать.

Но горе папе:

      ему

       никак

для шеи

   не выбрать воротника.

Это — зебра.

Ну и цаца!

Полосатее

         матраца.

Как живые

    в нашей книжке

слон,

    слониха

и слонишки.

Двух —

     и трехэтажный рост,

             с блюдо уха оба,

впереди на морде

       хвост

под названьем:

      «хобот».

А из пасти —

      шутки бросьте —

два клыка

слоновой кости.

Сколько им еды,

       питья!

Сколько платья снашивать.

Даже

    ихнее дитя

ростом

   с папу с нашего.

Всех

 прошу посторониться!

Читать дальше

---

Перейти на стр. ОК

---