Весенним днем вернулся в горы,
посылаю Мэн Хаожаню
Красные ленты {1} оставил, покончил с мирской
суетой,
В чистых горах посетил буддийский монастырь.
Золотые правила откроют дорогу чувствам,
Драгоценный плот переправит через область
заблуждений.
На горных пиках лес, скопились птицы на балках,
На утесах цветы, где-то спрятался горный ручей.
Пагоды очертанья, появилась над морем луна,
Башня проглядывает, застилает реку туман.
Ароматен воздух, "три неба" спустились,
Колокола звук воедино связал тысячи ущелий.
Лотосы осенью жемчужными каплями
наполнились,
Сосны густые покрыли все вокруг.
Стаи птиц с удивлением внимают дхарме,
Стаи драконов словно оберегают чаньский
монастырь.
Стеснение исчезло, потоки воды льются подобно
стихам,
Так захотелось услышать звуки струн Бо Я {2}.
С Башни Хуанхэлоу - "желтого журавля" посылаю
Мэн Хаожашо в Гуанлин
Старому другу "цы" посылаю с башни Хуанхэлоу {3}
Туман и цветы в конце третьего месяца в Янчжоу.
Примечания
{1} Красные ленты - Ли Бо имеет в виду чиновничью службу.
{2} Бо Я - персонаж древней летописи "Чунь-цю", где он представлен самым искусным мастером игры на цине.
{3} Башня Хуанхэлоу - Эта знаменитая башня в китайской истории по преданию связана с именем Фэй И, крупного сановника эпохи Троецарствия, царства Шухан. Прославился тем, что проявлял необыкновенные способности в улавливании сути любого как древнего, так и современного сочинения. Погиб от руки предателя, принявшего сторону царства Вэй. Предание гласит, что именно с башни Хуанхэлоу - "желтого журавля" Фэй И вознесся на небо, а потом неожиданно возвратился на желтом журавле, почему и появилось такое название.
Г. Б. Дагданов
Переводы Э. В. Балашова {*}
{* Воспроизводится по изданию: Китайская пейзажная лирика. Сост. В. И. Семанов и Л. Е. Бежин. МГУ, 1984.
Подстрочные переводы стихотворений подготовлены И. С. Лисевичем. Прим. ред.}
Одинокий гусь
Гусь одинокий {1},
мучимый жаждой великой,
Летит и роняет
стаю зовущие крики.
Кто посочувствует
тени этой летучей?
Потеряли друг друга
в нескончаемой туче.
Взор обрывается
всюду мерещится что-то,
Больше отчаянье
явственней шелест полета!
Вон в поле вороны...
не связаны мыслью одною,
Только кричат, суетятся
беспутной толпою.
Рассвет и закат {2}
Солнце встает
из восточных змеиных тенет,
Словно восходит
с самого дна земного.
Небо измерит - и снова
просит приюта у западных вод.
Где ж, наконец, стены крова,
где шестерка драконов {3} ночлег обретет?
Солнцу дано,
раз возникнув, не прекращаться.
А человек - не эфир изначальный {4},
где уж ему уходить - возвращаться!
Ветру весны за свой рост
не благодарна трава.
За листопад на небеса
не станут роптать дерева.
Кто подстегнет
четыре времени года бичом?
Для тысяч вещей
положен приход и уход.
Си Хэ!
Си Хэ!
Ради чего ищешь свой кров
в пучине времен - пустыне
отверженных вод?!
Как велика сила духа
Лу Яна!
Остановившего миг
ударом копья! {5}
И не избегнут
ни лжи, ни обмана,
Если противятся Небу,
не следуют Дао - Пути Бытия.
Эй, по Великую Глыбу {6}
раздайся, сума.
Сам ведь не знаю предела,
как беспредельность сама.
Подношение Ван Луню
Ли Бо ступил на борт челна.
Вот и попутная волна.
Вдруг - песня... донеслась она
под топот скакуна.
Глубины персиковых вод {7}
хоть в десять тысяч чи! {8}
Ван Луня дружеское сердце
не знает вовсе дна.
Ночлег с друзьями
Вековую скорбь долой
избываем свои беды!
Выпиваем чередой
сто кувшинчиков вина.
Глубока, прозрачна ночь,
и чиста река беседы. {9}
Ослепительна луна...
мы не спим или она?
С хмелю в горы забредем
и возляжем, где попало,
Изголовье - мир земной,
небо - чем не одеяло!
Вопрос и ответ в горах
Пытали однажды:
мол, что за нужда
В нефритовых скалах
гнездо себе вью?
В ответ улыбнулся
и промолчал,
А сердце запело:
свободу люблю...
Стремнина
персиковых лепестков,
Летящих с обрыва
в ущелье теней.
Лишь здесь - небеса,
и земля - только здесь,
А не среди
людей!
Слушаю, как Цзюнъ, монах из Шу {10},
играет на цине
Монах из Шу берет
зеленую с узором {11}...
На западе под ним
утес Бровей Крутых.
Едва коснулся струн
подхватывают хором
