* * * Лил дождь осенний. Сад грустил о лете. За мной вода заравнивала след. Мне подсказала дата в партбилете: тогда мне было девятнадцать лет.
На город шел Колчак; у мыловарни чернел окоп; в грязи была сирень, а я сиял: я стал партийным парнем в осенний тот благословенный день. 1937 Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е.Евтушенко. Минск-Москва, "Полифакт", 1995.
ПО ДОРОГЕ В СОВХОЗ Сады притихли. Туча идет, темна, светла. Двух путников дорога далёко увела. Проходит мимо яблонь, смородины густой с попутчицей случайной учитель молодой. Не зная, кто такая, он полпути молчал и тросточкой кленовой по яблоням стучал. Потом разговорились. Но, подступив стеной, дождь зашумел по листьям и хлынул проливной. Они под клен свернули; его листва густа, но падает сквозь листья тяжелая вода. Накрылись с головою Они одним плащом, и девушка прижалась к его груди плечом... Идет в район машина. Водителю смешно: стоят, накрывшись, двое, а дождь прошел давно. 1939 Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е.Евтушенко. Минск-Москва, "Полифакт", 1995.
СОЛОВЕЙ
Марии Петровых
Где березняк, рябой и редкий, где тает дымка лозняка, он, серенький, сидит на ветке и держит в клюве червяка.
Но это он, простой, невзрачный, озябший ночью от росы, заворожит поселок дачный у пригородной полосы. 1940 Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е.Евтушенко. Минск-Москва, "Полифакт", 1995.
ПАВШИМ Весь под ногами шар земной. Живу. Дышу. Пою. Но в памяти всегда со мной погибшие в бою.
Пусть всех имен не назову, нет кровнее родни. Не потому ли я живу, что умерли они?
Была б кощунственной моя тоскливая строка о том, что вот старею я, что, может, смерть близка.
Я мог давно не жить уже: в бою, под свист и вой, мог пасть в соленом Сиваше иль где-то под Уфой.
Но там упал ровесник мой. Когда б не он, как знать, вернулся ли бы я домой обнять старуху мать.
Кулацкий выстрел, ослепив, жизнь погасил бы враз, но был не я убит в степи, где обелиск сейчас.
На подвиг вновь звала страна. Солдатский путь далек. Изрыли бомбы дочерна обочины дорог.
Я сам воочью смерть видал. Шел от воронок дым; горячим запахом металл запомнился живым.
Но все ж у многих на войне был тяжелее путь, и Черняховскому - не мне пробил осколок грудь.
Не я - в крови, полуживой, растерзан и раздет,молчал на пытках Кошевой в свои шестнадцать лет.
Пусть всех имен не назову, нет кровнее родни. Не потому ли я живу, что умерли они?
Чем им обязан - знаю я. И пусть не только стих, достойна будет жизнь моя солдатской смерти их. 1948 Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е.Евтушенко. Минск-Москва, "Полифакт", 1995.
МОГИЛА МАТЕРИ Ни креста, ни камня даже на могиле этой нет, и никто мне не укажет никаких ее примет. Бугорок, с другими смежный, был на ней, но в долгий срок много вод умчались вешних и сровнялся бугорок. Только гнет травинки ветер, только... сжало грудь тоской: словно не было на свете русской женщины такой; словно в муках не рожала шестерых детей она, не косила и не жала, сыновей не провожала, не тужила у окна. Мне совсем бы стало горько, если б край, что нет родней, каждой тропкой, каждой горкой память не будил о ней. На озерках, на елани, за логами у леска, кто не видел с самой рани темного ее платка! С ребятишками по-вдовьи в поле маялась она Щипачева Парасковья,на полоске дотемна ставила, не зная лени, за суслонами суслон... Взять упасть бы на колени, той земле отдать поклон. Пусть к заброшенной могиле затерялся в мире след,знаю, мать похоронили в той земле, что легче нет, в той 4cc земле, в родной державе, где звучит мой скромный стих, где теперь высок и славен труд ушедших и живых. И когда свистят метели, снова думаю одно: и над ней они летели, и в мое стучат окно. 1957 Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е.Евтушенко. Минск-Москва, "Полифакт", 1995.
НЕЗНАКОМАЯ Субботний день - уже темно в работе отсверкал, и ты сидишь в фойе кино на сквозняке зеркал.
С раскрытой книгою, одна, хоть парочки кругом. На шее родинка видна под легким завитком.
И бровь надломлена, строга, когда ты смотришь вниз. В привычных ссадинках рука касается страниц.
