Смеркалось, только диссиденты
руками разгоняли мрак,
любви прекрасные моменты
не приближалися никак,
когда, помыслив хорошенько,
не срам, не пасквиль, не донос,
всемирный голубь Евтушенко
письмо за пазухой принес.
Я над ответом хлопотала,
письмо вертела так и сяк,
но что-то в воздухе витало,
один лексический пустяк,
чего ждала, уж не команды ль —
спаси меня и сохрани,
но все твердили — Эмка Мандель,
и было отчество в тени.
Кого спрошу, никто не дышит
в окошко дома моего,
и каждый пишет, да не слышит,
кругом не слышит ничего.
Обременен нездешней славой,
любимец всех концов Земли,
наш письмоносец величавый
исчез в сапфировой дали.
На всякий случай на пожарный
я в Шереметьево приду
с цветами глупыми, пожалуй,
стоять в каком-то там ряду.
Смеркалось — да — но тих и светел
приемник "голоса" ловил.
Один Коржавин нас заметил
и чуточку благословил.
