Стихи и песни - страница 28

Шрифт
Интервал

стр.

А потом разобьется вконец.
Но играет — молчите, молчите! —
И шарманка ему — не пророк.
Он не бабе играет — мальчишке,
У которого верный сурок.

Историк

Он не протестант, не католик —
Пошире держите карман —
Он просто российский историк,
Историк Натан Эйдельман.
Он грудью к столу приникает,
Глядит на бумаги хитро,
Чернила к себе придвигает,
Гусиное точит перо.
Средь моря речей и риторик,
Средь Родины нашей большой
О, как же нам нужен историк,
Историк с российской душой!
Историк без лишних истерик
С вельможи потянет парик,
Он не открывает Америк:
Россия — его материк.
Не пишет стихов или песен,
Но грезит себе наяву:
Ему улыбается Пестель,
Апостол склоняет главу.
Из душных задымленных залов,
Где лоб холодеет, как лёд,
Потомок идёт Ганнибалов
И руку беспечно даёт.
Историка ночи бессонны,
А впрочем, и в нашей сечи
Стоят восковые персоны
И мчат дилетанты в ночи.
Иные плутают в тумане,
Тех сладкий окутал дурман,
И ходит с пером между нами
Историк Натан Эйдельман…
И ходит с пером между нами
Историк Натан Эйдельман…

Песня о моей собаке

Он целует меня, обнимает.
С полуслова меня понимает.
Он в глаза мне глядит так тревожно,
Что ответить ему невозможно.
Я от этого взгляда теряюсь,
Я сбиваюсь и я повторяюсь,
Если ж я замолчу понарошке —
Он щекою прижмётся к ладошке.
Провожает меня и встречает.
Излучает тепло, источает.
Будто в чем-то дурном уличённый,
Он стоит предо мною смущённый…
Только с ним становлюсь настоящей,
Ничего от себя не таящей.
Вдруг со всеми делами управлюсь,
И сама себе даже понравлюсь!
Он положит мохнатую лапу
И потушит настольную лампу,
Приглашая меня на прогулку,
И пойдём мы с ним по переулку…
Он целует меня, обнимает.
С полуслова меня понимает.
По ночам ему, видимо, снится,
Что нам с ним удалось объясниться…

1979

К любви

Она над водой клубами.
Она по воде кругами.
Но я знала тех, кто руками
Ее доставал со дна,
Любая любовь, любая.
Любая любовь, любая.
Любая любовь, любая —
И только она одна.
Немилосердно скупая.
Немо-глухо-слепая.
Кровавая, голубая,
Холодная, как луна.
Любая любовь, любая.
Любая любовь, любая.
Любая любовь, любая —
Учу ее имена.
И верю в нее, как в рифму.
И верю в нее, как в бритву.
Как верят в Будду и Кришну
И в старые письмена.
Любая любовь, любая.
Любая любовь, любая.
Любая любовь, любая —
И только она одна.

К пению

Опыт говорит — бери дыханье,
опыт говорит — имей терпенье.
Это плавниками колыханье
люди знают — называют пенье…
Легких пузырьков кругом роенье,
и кораллов стройное стоянье,
может это только настроенье,
а быть может даже состоянье…
Жизнь кругом кипит, кружится, теплится,
океан — вселенная зовущая…
Рыбина плывет — бока колеблются,
рыбина поет — она поющая.

Пушкинская страница

От книги глаз не поднимаю
И до полночи не ложусь.
А.С.! Я вас не понимаю
И очень этого стыжусь.
Когда дешёвую гравюру
Мне на рожденье принесли —
А.С.! Я спрашиваю сдуру —
А.С.! При чём здесь Натали?
Ах, менуэты, силуэты!
Балы, вощёные полы…
Ах, канделябры, эполеты,
Ещё ломберные столы…
А посредине залы душной
Идут со свечками в руках —
То Кюхельбекер простодушный,
То Пущин — где он? — в рудниках…
Читать историю занятно.
Прошу меня простить, А.С.!
Но до сих пор мне непонятно,
Как очутился здесь Дантес?
Я ничего не понимаю,
Хоть жгу четвёртую свечу.
От книги глаз не поднимаю —
Я толком всё понять хочу.

1979

От твоего дома

От твоего дома
До моего сада,
От твоего тома
До моего взгляда.
От моего чуда
До твоего чада,
От моего худа
До твоего ада.
От моего Клина
До твоего Крыма,
От моего сына
До твоего сына.
От твоего гроба
До моего хлеба
От моего нёба
До твоего неба.
От твоей соли
До моей силы,
От твоей боли
До моей были.
От твоей Камы и
До моей Истры
Твоего пламени
Все мои искры.

От этих мальчиков с их окаянной смуглостью…

От этих мальчиков с их окаянной смуглостью
Мне не спастись со всей моей премудростью.
У них прохладный лоб, во лбу горение
Ну, сочини со мной стихотворение.
От этих мальчиков с загадочною внешностью
Такою веет нерастраченною нежностью,
Когда они от слез, от полудетской робости
Вдруг переходят к каменной суровости.
Ах, этих мальчиков в цепях непогрешимости
Я не спасу при всей моей решимости:
В глазах зеленый лед, в губах — смирение…
Ну, сочини со мной стихотворение.
Все, худо-бедно, все идет, как полагается,

стр.

Похожие книги