А подаришь благосклонность, чем озолочу за счастье? Желтизну лица страдальца ие наденешь на запястья.
О подобная Юсуфу! Коль просили б у Хосрова За тебя все блага мира, цену счел бы он дешевой.
* * *
У роз твоя, о роза, красота, И дали цвет вину твои уста.
Нарцисс в твои нарциссы глаз влюблен, Когда очей не сводит с розы он.
Дыханьем розы дышит соловей, Подобно мне, и в час разлуки с ней.
Аркан твоих благоуханных кос Опутал сердце и навек унес.
Арканы рвавший мул Дулдул - и тот Аркана кос твоих не разорвет.
Брось на Хосрова милостивый взгляд, Коль подарить ему желаешь клад!
* * *
Наполнен кубок мой печалью по края. Где, утренний зефир, любимая моя?
В ночи не светит мне и полная луна. Где свет моих очей, не ведающих сна?
Сказала мне: "Рыдай!" Рыдаю день и ночь. Где та, что может мне сочувствием помочь?
И тело и душа изранены тоской. Где та, что унесла безжалостно покой?
Стенающий Хосров издать не в силах крик. Где силы взять, чтоб он твоих ушей достиг?
* * *
Ночь кончается, но чашу вновь налей! Приглашает встретить утро соловей.
Счастлив тот, кто с пенной чашею в руке Рядом с розой восседает в погребке.
Так налей весельем чашу по края! Помни, жизнь короче трели соловья.
Пусть твердят, что я беспечен. Видит бог, Тот беспечен, кто не ходит в погребок.
Благочестие святоши не по мне, Чистоту и святость черпаю в вине.
Хоть не к чести захмелевшим в драку лезть, Выдрать клок у мухтасиба в драке - честь.
Захмелевший - царь вселенной, шаханшах, Я же раб вина веселья в погребках.
Много ль радости в безгрешности, Хосров? Слаще радость отпущения грехов.
* * *
Как могу я счастье встречи обрести, Если только воздух у меня в горсти? Взволновали сердце волны черных кос, И покой навеки их поток унес.
О аллах, пред ними я лежу в пыли, Рад бы, но подняться не могу с земли. Снова я мечтаю на исходе дня, Чтоб закат окутал тьмою кос меня.
Осушая кубок, думаю о том, Что меня споила призрачным випом. О Хосров, разрушен твой дворец надежд. Ухвати хотя бы край ее одежд!
* * *
Зачем скрываешь лик? Он виден все равно. Ведь если был бы скрыт, все умерли б давно.
Я дервиш, я сношу презрение молвы. Как рубища, любви не утаить, увы.
Не говори: "Зачем застыл в восторге он?" Твой лик увидев, кто же не будет восхищен?
Ты орды взоров шлешь, и силы не равны. Семь поясов земных тобой разорены.
Твоих измен не счесть. Чтоб обрести покой, Я сердцу говорю: изменчив нрав людской.
Пусть не дал никому бессмертия аллах, Бессмертие даруй Хосрову хоть в стихах!
* * *
Отчего уста смеются, если плача не слыхала? Отчего взметнулись кудри, если сердце не вздыхало?
Тело ты изрешетила. Извлекать не стану стрелы. Отчего пронзили душу, коль впивались жалом в тело?
Смолкло сердце то, что сердцу прежде вторило созвучно. Отчего теперь чужие, если были неразлучны?
Ты моя свеча желанья, хоть тебя не видит око. Отчего сожжен свечою, коль свеча моя далеко?
Я во сне ищу губами лик, подобный сновиденью. Отчего же сны сметались, стали сумеречной тенью?
Я, увы, невольник сердца, но не в тягость мне оковы. Отчего, как наважденье, ты находишь на Хосрова?
* * *
Настала ночь, и та свеча, из-за которой дни постылы, Зажглась и каждый уголок в печальном сердце осветила.
И сонмы душ упали ниц, и при ее манящем свете Взывают жалобно: "Подай!" - как толпы нищих у мечети.
Я плачу. Верно, потому, что должен року покориться. Увы, я - нищий, а она - жестокосердая царица.
Ревную к зеркалу: оно в свои объятья заключает Ту, в чьем сияющем лице само, как в зеркале, сияет.
Почтенный суфий, мой муршид, ей поклонился, как святыне, И каждый волосок взывал из власяницы к той богине.
А я, перо макая в кровь, запечатлел стократно в слове Тот образ дивной красоты, поющий издавна в Хосрове.
* * *
Прошла!.. И вслед ушла душа, И я застыл, едва дыша, Украдкой глядя, точно вор, Что на чужой косится двор. Хватился сердца - сердца нет. Как обруч, покатилось вслед. Вскричал: "О равная весне, Скажи, вернешь ли сердце мне?" Расхохоталась, и в устах Сверкнули перлы. О аллах! В ночи казалось мне - умру, Коль не увижу поутру. И все ж печаль была светла: Ведь ты во сне ко мне пришла.
