Какая мука, благодать Сидеть с закушенной губою, Раз десять на день умирать И говорить с самим собою.
Какая жизнь - сходить с ума! Как тень, по комнате шататься! Какое счастье - ждать письма По месяцам - и не дождаться.
Кто нам сказал, что мир у ног Лежит в слезах, на все согласен? Он равнодушен и жесток. Зато воистину прекрасен.
Что с горем делать мне моим? Спи. С головой в ночи укройся. Когда б я не был счастлив им, Я б разлюбил тебя. Не бойся! Александр Кушнер. Канва. Ленинградское Отделение, "Советский Писатель", 1981.
* * * Ну прощай, прощай до завтра, Послезавтра, до зимы. Ну прощай, прощай до марта. Зиму порознь встретим мы.
Порознь встретим и проводим. Ну п 1000 рощай до лучших дней. До весны. Глаза отводим. До весны. Еще поздней.
Ну прощай, прощай до лета. Что ж перчатку теребить? Ну прощай до как-то, где-то, До когда-то, может быть.
Что ж тянуть, стоять в передней, Да и можно ль быть точней? До черты прощай последней, До смертельной. И за ней. Александр Кушнер. Канва. Ленинградское Отделение, "Советский Писатель", 1981.
БЕЛЫЕ НОЧИ Пошли на убыль эти ночи, Еще похожие на дни. Еще кромешный полог, скорчась, Приподнимают нам они, Чтоб различали мы в испуге, Клонясь к подушке меловой, Лицо любви, как в смертной муке Лицо с закушенной губой. Александр Кушнер. Канва. Ленинградское Отделение, "Советский Писатель", 1981.
* * * Человек привыкает Ко всему, ко всему. Что ни год получает По письму, по письму
Это в белом конверте Ему пишет зима. Обещанье бессмертья Содержанье письма.
Как красив ее почерк!Не сказать никому. Он читает листочек И не верит ему.
Зимним холодом дышит У реки, у пруда. И в ответ ей не пишет Никогда, никогда. Александр Кушнер. Канва. Ленинградское Отделение, "Советский Писатель", 1981.
СЛОЖИВ КРЫЛЬЯ
Крылья бабочка сложит, И с древесной корой совпадет ее цвет.
Кто найти ее сможет?
Бабочки нет.
Ах, ах, ах, горе нам, горе! Совпадут всеми точками крылья: ни щелки, ни шва.
Словно в греческом хоре
Строфа и антистрофа.
Как богаты мы были, да все потеряли! Захотели б вернуть этот блеск - и уже не могли б. Где дворец твой? Слепец, ты идешь, спотыкаясь
в печали,
Царь Эдип.
Радость крылья сложила И глядит оборотной, тоскливой своей стороной.
Чем душа дорожила,
Стало мукой сплошной.
И меняется почерк.
И, склонясь над строкой, Ты не бабочку ловишь, а жалкий, засохший листочек,
Показавшийся бабочкой под рукой.
И смеркается время. Где разводы его, бархатистая ткань и канва?
Превращается в темень Жизнь, узор дорогой различаешь в тумане едва.
Сколько бабочек пестрых всплывало у глаз
и прельщало: И тропический зной, и в лиловых подтеках Париж!
И душа обмирала Да мне голос шепнул: "Не туда ты глядишь!"
Ах, ах, ах, зорче смотрите, Озираясь вокруг и опять погружаясь в себя. Может быть, и любовь где-то здесь, только
в сложенном виде, Примостилась, крыло на крыле, молчаливо любя?
Может быть, и добро, если истинно, то втихомолку. Совершённое в тайне, оно совершенно темно.
Не оставит и щелку, Чтоб подглядывал кто-нибудь, как совершенно оно.
Может быть, в том, что бабочка знойные крылья
сложила, Есть и наша вина: очень близко мы к ней подошли. Отойдем - и вспорхнет, и очнется, принцесса
Брамбила
В разноцветной пыли! Александр Кушнер. Канва. Ленинградское Отделение, "Советский Писатель", 1981.
ВАЗА На античной вазе выступает Человечков дивный хоровод. Непонятно, кто кому внимает, Непонятно, кто за кем идет.
Глубока старинная насечка. Каждый пляшет и чему-то рад. Среди них найду я человечка С головой, повернутой назад.
Он высоко ноги поднимает И вперед стремительно летит, Но как будто что-то вспоминает И назад, как в прошлое, глядит.
Что он видит? Горе неуместно. То ли машет милая рукой, То ли друг взывает - неизвестно! Оттого и грустный он такой.
Старый мастер, резчик по металлу Жизнь мою в рисунок разверни, Я пойду кружиться до отвала И плясать не хуже, чем они.
И в чужие вслушиваться речи, И под бубен прыгать невпопад, Как печальный этот человечек С головой, повернутой назад. 1962 ed8 Александр Кушнер. Канва. Ленинградское Отделение, "Советский Писатель", 1981.
