В ноябре – в глухом ненастье,
Посреди военных лет,
Факт отмечен сельской властью,
Что родился я на свет.
Факт простой, которых столько
Все ж случалось в недород:
Ленька,
Шурка,
Петька,
Толька –
Жаркой выпечки народ.
... Крикнет мать:
– Картошка стынет!
Марш домой, отец велит!
Подчинялись. И доныне
Этот крик в груди щемит.
Крепко помню я кожурки
Тех картофелин парных,
Тольку,
Петьку,
Леньку,
Шурку...
Докричись теперь до них!
Как они – на самом деле,
Добры жители земли?
Поженились, повзрослели,
Ребятишек завели?
Без нужды в селе исправно
Поживают.
Гладь да тишь?
Сам бы жил! Но вот недавно
Написал один: «Шалишь!
Надоело – жар да холод!
Распродам и скот и кур,
Все спущу, подамся в город...»
Да не спустит: чересчур,
С баловства он брякнул лишку.
Вот опомнится едва,
Разберется – не мальчишка,
Сам же скажет: – С баловства!
Помолчит. Ворота смажет.
Не скрипят Расчистит снег
От крыльца. Уж так отлажен
Славный сельский человек.
Сеет хлеб, Начальство кроет,
Задарма портвейн не пьет,
В отпуск выйдет – баньку строит,
Белу каменку кладет,
То рубанком гонит стружку,
Сел и курит на бревне.
Может складную частушку
Сочинить в отместку мне:
«Коля, Коля дровны колет,
Коля песенки поет.
Коля в новенькой рубашке
На деревню не идет!»
Вот приеду,
Стол накрою,
Чарки – рюмочки подам.
И в ответ строкой другою
(Пусть пока не золотою)
Всем, друзьям,
Я честь воздам!
Крикну всех.
Придут – уважу.
Вот тропа – расчищен снег.
Так устроен, так отлажен
Добрый русский человек.
