Чернокожий юноша приближался к нему и аббат увидел, что тот находится в состоянии сексуального возбуждения. Его тело было прекрасным, влекущим и между полуоткрытыми губами мягко сверкали зубы. Кравиус, склонный к противоестественным утехам, тоже испытал приятное волнение. Он встал и раскрыл свои объятия ночному гостю. Может быть, аббат воспринял все происходящее, как безопасную и обольстительную игру с призраком, или опьянение было слишком сильным и то, что гнездилось в его мозге, утратило свою власть над ним, во всяком случае, Кравиус страстно захотел стать любовником этого черного неотразимого полубога, излучавшего сильнейшую похоть, и потянулся к его гладкому лоснящемуся телу.
Он сомкнул объятия.
То, чего он коснулся, было холодным, как дно могилы, и покрытым жесткими перьями.
Он держал в руках черного лебедя с кроваво-красным клювом и горящими желтыми глазами без зрачков.
Прежде, чем Кравиус успел испугаться, лебедь грациозно изогнул шею, а потом в стремительном броске нанес ему удар клювом.
Чудовищная боль пронзила голову аббата. Еще не родившийся крик исказил его рот и превратил в зияющий колодец невероятных размеров. Он успел отбросить от себя лебедя, прежде чем тот нанес ему второй удар, но это спасительное движение было всего лишь следствием судорожного сокращения мышц, вызванного невыносимой болью. Затем его глотка, наконец, исторгла крик, который услышали все на корабле и в котором была такая беспредельная мука...
Кровавая пелена застилала мир. Он закрыл руками лицо и почувствовал, как что-то горячее и скользкое стекает по левой стороне его головы. Страшная истина поразила его едва ли не сильнее, чем дикая боль, проклятая птица выклевала ему глаз.
Пульсирующий ужас лишил его возможности бежать. Да и бежать было некуда - дверь каюты оставалась запертой. Воя, как раненое животное, Кравиус крутился на месте, пытаясь сохранить второй глаз. А лебедь снова и снова атаковал его. Ледяные крылья хлестали его по голове, а клюв вырывал клочья мяса из его рук, но ничто на свете не могло заставить Кравиуса открыть лицо...
Сквозь этот кошмар, казавшийся нескончаемым, он слышал какие-то звуки, отдававшиеся в его голове тупыми ударами. Он не мог понять, что кто-то снаружи выламывает дверь каюты.
Потом он услышал грохот и слишком громкие человеческие голоса. Терзающее его плоть ледяное жало исчезло и осталась одна только боль. Когда уже не нужно было сопротивляться, он рухнул в темную пропасть без дна, сраженный собственным ужасом.
Люгер схватил со стола ланцет и выскочил в коридор. Он был первым, кто оказался у двери каюты Кравиуса и безуспешно пытался открыть ее. Ему на помощь спешил маленький помощник аббата, а за ним в глубине коридора появилось еще несколько хмурых лиц.
Матросы стали выламывать дверь. Из-за нее доносились непрерывные стоны Кравиуса, сливавшиеся в душераздирающий вой, и размеренные пронзительные крики, явно исходившие не из человеческой глотки. Люгер понял, что ожидать можно чего угодно.
Ланцет был, конечно, смехотворным оружием, особенно, в сравнении с узкой изогнутой саблей без эфеса, которую держал в руке маленький человек с бегающими глазками. Это был редкий, почти экзотический клинок, сделанный на востоке, может быть, даже в самом Земмуре. Слот впервые видел помощника аббата вооруженным и получил первое доказательство того, что люди, плывущие на "Ангеле", были не только моряками.
Дверь оказалась весьма прочной. Замок не мог быть серьезным препятствием. Какая-то сила удерживала ее изнутри. Несколько человек с кинжалами, теснившиеся в узком коридоре, только мешали друг другу. Вой Кравиуса изводил всех. Помощник аббата оставался неподвижен и был похож на смертельно опасного зверька, приготовившегося к последней в своей жизни атаке. Она и оказалась для него последней...
Когда дверь со скрежетом слетела с петель, Люгер увидел странную и жуткую картину: по каюте метался окровавленный Кравиус, корчившийся под ударами клюва огромного черного лебедя; все предметы, находившиеся рядом, были покрыты тонким слоем темного инея. Птица повернула голову и издала резкий крик, от которого кровь стыла в жилах. Ее глаза пылали неестественным огнем, а клюв был цвета крови.
