Почти сразу же после этого отворилась неприметная дверь в стене, в десяти шагах от ворот, и появившийся оттуда человек в монашеском облачении поманил Люгера к себе. Слот приблизился и, несмотря на сгустившиеся сумерки, понял, что монах испытующе разглядывает его. Фигурой человек был больше похож на воина, чем на умерщвляющего плоть аскета, а на его лице выделялись шрамы далеко не мирного происхождения. Люгер еще мог представить его себе с мечом в руке, но никак не с молитвенником.
- Что ищешь ты здесь, в обители скромных ревнителей веры, незнакомец из суетного мира? - спросил тот. Люгеру его речи показались ироничными и нарочито высокопарными.
- Я хотел бы видеть генерала ордена по делу важному и не терпящему отлагательства, - заявил Люгер, поневоле прибегая к уловкам, которые иногда оправдывали себя при дворе, но могли оказаться бесполезными здесь.
- Нигде под солнцем и луной нет таких дел, - отрезал человек тоном, исключающим всякие возражения. - Но ты можешь войти. О тебе доложат генералу, когда ты избавишься от суетности.
Чувствуя себя угодившим в глупейшее положение и раздумывая над тем, что могло подразумеваться под избавлением от суетности, Люгер переступил порог и оказался в удушливом пространстве под низко нависшим каменным сводом.
Прислушиваясь к скользящим шагам монаха за своей спиной, он пошел узким ходом, пронизывающим толщу наружной стены. В случае опасности ход мог быть мгновенно завален огромной базальтовой глыбой, нависавшей над ним в промежутке между внешней и внутренней стенами и удерживаемой на месте только легко удаляемыми подпорками. Таким образом, легкомысленная, на первый взгляд, дверь рядом с несокрушимыми воротами вовсе не облегчала неприятелю доступа в монастырь и, в то же время, избавляла монахов от необходимости открывать ворота по всякому незначительному поводу, вроде прибытия Люгера.
Монах, так и не назвавший своего имени и нимало не интересовавшийся именем гостя, провел Слота через обширный монастырский двор к жилым постройкам, теснившимся у западной стены, которая прикрывала их от пронизывающего океанского ветра. Несколько монахов и послушников, встретившихся по пути, едва скользнули безразличными взглядами по лицу и фигуре Стервятника, из чего он заключил, что гости - не редкость в резиденции ордена...
Тем временем, мир стремительно погружался в ночную мглу. Черная громада монастырской церкви стала почти неразличима, равно как и другие постройки, а также вымощенные камнем дорожки двора. Каменные плиты были отполированы тысячами прикосновений монашеских сандалий и проводник Люгера бесшумно скользил по ним, не испытывая, по-видимому, никакой нужды в освещении. Так он привел Слота к двухэтажному зданию со множеством дверей, черневших на фоне древних стен; вслед за монахом Люгер вошел в одну из них и очутился на полутемной лестнице, уводившей в подвал. Масляные светильники на стенах едва разгоняли тьму.
Стервятник ощутил смутное беспокойство, как будто из ничего вдруг возникла некая угроза его миссии. Но не он был сейчас хозяином положения и хорошо понимал, что всякие вопросы бесполезны. Наверняка монах провожал его не к Алфиосу, однако Люгер приготовился к долгому ожиданию и не рассчитывал на беспрепятственное осуществление своих намерений. Но он не знал еще, что ему действительно предстоит ждать долго...
В подвале он разглядел ряд темных пещер или келий, носивших следы чьего-то не слишком чистого присутствия. В двух из них, за металлическими решетками, истово предавались вечерней молитве существа, лишь отдаленно напоминавшие людей. Люгер почувствовал себя весьма неуютно, когда на нем остановился горящий взгляд одного из них. Вдобавок, он увидел странную ухмылку на лице своего неразговорчивого провожатого, впервые обернувшегося к нему. Тот поманил Слота в глубину темного коридора и почти втолкнул его в келью, освещенную единственной тусклой лампой и больше похожую на каменный грот или винный погреб. Обстановка здесь действительно не располагала к наслаждению мирской роскошью. Всю постель составляла гора сена, брошенного на каменный пол, деревянный табурет служил также столом, металлическая миска, стоявшая на табурете, была наполнена какой-то тошнотворной смесью, а из глубины кельи доносились звонкие звуки равномерно падающих капель.
