Впрочем, все оказалось гораздо проще. Он протянул к экипажу тончайший отросток, показавшийся искушенным в магии Нерожденным извивающимся мерцающим щупальцем, и проник сквозь стенки кареты. Он обнаружил взрывное устройство, начиненное дьявольской смесью, с примитивным часовым механизмом, которое должно было через пару часов разнести на куски карету, лошадей, кучера, а заодно и Люгера с Сегейлой.
Оборотни неплохо подготовились к встрече с ним и даже учли то, что он сможет беспрепятственно покинуть пещерный город. Они не знали только одного - того, какие возможности приобрел их посланник внутри Небесного Дракона. Сложнейший инструмент, занимавший все пространство зала, действительно концентрировал в себе магические силы Лиги. Люгер вдруг понял, что было истинной причиной столь представительного собрания. Магистры находились здесь не только потому, что опасались возросшего влияния Глана, но и потому, что боялись пришельца и того, что он принес с собой. Разрушитель Фруат-Гойма был близко и висел над городом сверкающим облаком...
Не теряя времени, двойник Люгера воспарил под своды огромного зала и очутился в самом центре Инструмента. Среди десятков человекоподобных фигур он отыскал одну, одетую в малиновую мантию с блестящим мехом по краям, и встретил взгляд двух красных зрачков, горевших, как звезды. Не менее ярко сверкали драгоценные камни на потемневшей коже ошейника... Стервятник приблизился к Глану и с удовольствием заметил, что тот не слишком понимает, почему обнаглевший гость до сих пор не ползает у него в ногах. Крылья его черного приплюснутого носа обеспокоенно трепетали.
- А теперь послушай меня, урод, - сказал Люгер и, ликуя, ощутил, как дрогнуло невидимое поле, в которое были погружены оборотни. - Ты отдашь мне женщину без всяких условий. Может быть, тогда это подземелье уцелеет.
Стервятник лгал. На самом деле он давно решил, что разрушит Фруат-Гойм, несмотря ни на что, иначе не найдет покоя до самой смерти, а может быть, и после нее. Когда Небесный Дракон будет уничтожен, а это было непременным условием обитавших в нем теней, жизнь Люгера повиснет на волоске. Он и сейчас ощущал близость смерти. До срока, предопределенного знаком на его правой ладони, оставалось каких-нибудь пять лет...
Всем существом двойника он чувствовал, что позади и вокруг него продолжается какая-то возня, творятся черные заклинания, призываются силы тьмы и демоны Гангары... Однако двойник, который был частью Дракона, оставался неуязвимым для них. Вихри Хаоса бушевали вокруг него, демоны пытались проникнуть сквозь его оболочку, враждебные влияния возникали, как стрелы, летящие из темноты, но были не в силах пробить его защиту и поразить его растворенное в облаке сознание. Где-то далеко отсюда колдовали с валидийской кровью, уничтожали всевозможными способами сотни изображений, фигурок и статуэток Стервятника, но все оказалось тщетным...
Все его внимание сосредоточилось на двух маленьких красных зрачках Глана. Через них он пил и постигал природу силы, присущей оборотням. Она оказалась настолько чуждой и всепоглощающей, что, дойдя до определенной черты, он понял: еще шаг - и он изменится необратимо, сам превратится в оборотня, станет одним из Стаи...
Потом всякое противодействие внезапно исчезло. Колдун, называвший себя Магистром Гланом, расслабился и впервые улыбнулся, обнажив два ряда редких желтоватых зубов. Клыки были заметнее длиннее остальных. Люгер оценил это жутковатое зрелище - улыбку оборотня, признавшего себя побежденным. Красные точки в глубине его зрачков вспыхнули в последний раз и погасли, уступив тусклому сиянию роговицы.
Люгер тоже немного расслабился на расстоянии в десять тысяч шагов от того места. Он вдруг почувствовал себя среди равных. На губах его двойника даже возникло некое подобие усмешки.
Магистр Лиги привел его в пещеру, где спала Сегейла. Здесь было дьявольски холодно, как в самую глубокую ночь самой суровой зимы; камни были покрыты тонким слоем инея, а тело женщины, лежавшей на черной плите, вначале показалось Люгеру отлитым из белого стекла. Она была обнажена, как и тогда, когда он ее оставил. Несколько замерзших змей, превратившихся в ледяные веревки, обвивали ее руки и ноги. Движения груди с затвердевшими сосками были незаметны. На обескровленных губах Сегейлы застыла улыбка, как будто она видела приятный сон, а на закрытых веках лежали две маленькие распростертые жабы. В ноздри были вставлены скрученные почерневшие листья какого-то растения. За время, проведенное в подземелье, ногти Сегейлы стали такими же длинными, как пальцы, а волосы падали к подножью плиты искрящимся ледником...
