— Звучит заманчиво! — прощебетала я, изо всех сил стараясь изобразить полный восторг.
Семья Рэндалла воспринимала свою принадлежность к потомкам белых англосаксонских поселенцев как спортивный экстрим.
— Я так рад, что ты начинаешь привыкать к моим родителям, — признался Рэндалл.
— Они очень тебя любят, — ответила я, силясь придумать, что бы такое еще сказать, чтобы звучало бы одновременно и правдиво и лестно. — У твоей мамы невероятная энергия. Она буквально кружится вокруг меня! А твой папа на редкость обаятельный мужчина.
И вовсе не обязательно упоминать о своих подозрениях, что безграничная энергия Люсиль имела некоторое отношение к маленьким зелененьким пилюлям, которые та глотала почти каждый час, или что в последний раз, когда я видела отца Рэндалла, тот во время ужина неотрывно разглядывал мои ноги. Но они очень любили сына. Правда, по-своему. Совсем не так, как меня любили мои родители, но ведь мы и росли с ним в разных условиях, и интересы у нас были разные.
— Клэр, я люблю тебя. — Рэндалл поцеловал меня в щеку.
Я посмотрела на Рэндалла, он был так красив в своем кашемировом пальто, и мое сердце переполнилось любовью. Он был очень нежным — и таким образцовым сыном. Мне по-прежнему иногда казалось нереальным, что я рядом с ним. Я все еще видела в нем того юношу в рубашке регби, который купил мне бутылку пива в баре университетского городка.
— Я тоже люблю тебя, — ответила я.
— Не могли бы вы поймать «1010 Уинс»? — попросил он водителя, наклоняясь вперед. — Хочу узнать, как закрылся рынок. Между прочим, Клэр, мы летим на новом папином «Ситэйшн 10». Он так загорелся купить его. Шесть месяцев ждал, но теперь отец один из первых обладателей этой модели.
— Ничего себе! На его реактивном? Вот здорово. — Я понимала, что не следовало бы проявить больший восторг. Но сверкающие новые игрушки такой значимости, похоже, появлялись в доме Коксов с регулярностью воскресного приложения к «Нью-Йорк таймс».
Меньше чем через час мы уже были на борту того самого самолета. Кашемировые пледы на коленях, горячие соленые миндальные орешки в чашках на столиках.
— Похоже на круг почета над Нью-Йорком, — задумчиво проговорил Рэндалл, взяв меня за руку, когда мы взлетели и медленно поплыли над сверкающим огнями горизонтом. — Ой, чуть не забыл. У меня тут для тебя кое-что есть, малышка.
Он расстегнул молнию на кожаной сумке, лежавшей на соседнем месте, и вытащил оттуда огромную белую коробку с черным бантом.
— Ты меня балуешь, Рэндалл. Вспомни, мы же договорились: больше никаких подарков.
На прошлой неделе, в один из наших редких вечерних выходов на ужин, он попытался затащить меня к Микимото, чтобы купить набор из культивированного жемчуга, без всякого на то повода. Мне пришлось проявить настойчивость, чтобы заставить его пройти мимо.
Может, мне следовало относиться к экстравагантным подаркам Рэндалла как к само собой разумеющемуся? Ведь, надо сказать, он получал истинное удовольствие от своей щедрости. Но мне было очень неприятно, что я не могу отплатить ему тем же. Сначала и я пыталась делать ему подарки, исходя из своего достатка, но они были куда более скромными: блокнот, детоксифирующий чай, который он любил, шарф… надо признать, что радость Рэндалла от моих сюрпризов была несколько наигранной. В конце концов, разве может радоваться новому шарфу человек, который кружится над Нью-Йорком на собственном новом самолете?
— Открой же, дорогая, — подтолкнул он меня, поставив коробку мне на колени. Рэндалл так волновался, словно он, а не я получил подарок.
— Рэндалл. Это невероятно! — Я достала из коробки ошеломляющее черное платье для коктейля от Шанель с юбкой в складку и великолепно отделанной тонким кружевом. Ничего подобного у меня никогда не было.
— Погоди, это еще не все. — Он снова полез в сумку и выудил оттуда коробку поменьше, в которой оказались великолепные туфли на шпильках от Кристиана Лубутена.
— Рэндалл! Вот это туфли! У меня даже нет слов!
И платье и туфли заслуживали своего собственного герметично запечатанного шкафа, отдельно от моей стоптанной обуви и костюмов, пошитых в «банановой республике». У меня в жизни не было таких изысканных нарядов.