— Прекрасный вид, — улыбнулась она.
— Спасибо. — Хозяйка протянула Терри чашку и блюдце китайского фарфора, указала рукой на диван.
— Садитесь, пожалуйста. Если не возражаете, я буду стоять — целыми днями приходится сидеть.
— Конечно.
Она стояла, сунув руки в карманы. Поза ее являла собой нетерпение, как будто в любой момент, поддавшись настроению, она могла уйти прочь. Терри решила пока молчать.
— Ваш телефонный звонок, — наконец заговорила та, — буквально потряс меня.
Тон ее был совершенно нейтрален, как будто она говорила о потрясении, испытанном кем-то другим.
— Извините, — тихо проговорила Терри.
— Мы прожили вместе почти шесть лет. Говорят, легче разводиться, если нет детей… — Пожав плечами, женщина смолкла, не договорив.
— Как вы познакомились? — спросила Терри.
Не то гримаса, не то улыбка тронула губы Раппапорт.
— Я была его редактором. В «Даблдей»[13].
— Должно быть, это очень интересно.
— Трудно сказать. Но у Марка такой талантище — он был как вулкан, извергающий слова. На каждой странице — жизнь. Каждую фразу он любил, как родного ребенка, что-то сократить для него все равно что резать по живому. — Она говорила напряженным отрывистым стаккато, которого Терри раньше не слышала у нее. — Мне кажется, я дала ему ту структуру, в какой он нуждался: смысл там, где был избыток страсти.
— Это важно, — подхватила Терри. — Наверное, и завершенную книгу можно в какой-то степени доработать.
Раппапорт посмотрела на Терри более внимательно:
— Вы читали что-нибудь Марка?
— Главным образом романы. — Она умолчала о том, что один из романов перечитывала в самолете, освежая в памяти.
— И что вы о них думаете?
Терри потягивала кофе, собираясь с мыслями.
— Мне нравится, что он пишет живым, сочным языком, хотя у другого писателя это выглядело бы как витиеватость стиля; Марк Ренсом погружает вас в особый мир, и не спешишь перевернуть страницу. К тому же он показывает мужской характер изнутри, даже характер отрицательного героя, так что появляется ощущение, что это реальные человеческие существа, а не литературные типы.
Взгляд Раппапорт оживился, в нем мелькнул интерес.
— А еще?
Терри посмотрела ей в глаза.
— А еще, — медленно проговорила она, — мне становится не по себе от того, как он пишет о женщинах.
Странная полуулыбка снова появилась на лице собеседницы, как будто речь зашла о вещах интимных.
— А если точнее?
— Он никогда не описывает события, глядя на них глазами героини. Героиню он всегда видит со стороны — либо как богиню, либо как награду в поединке двух мужчин. Секс завоевывается. — Терри помолчала. — У меня нет ощущения, что Марк Ренсом любил женщин, вот и все.
— Когда я только познакомилась с ним, мне так не показалось. — Было похоже, что Мелисса продолжает давний спор с кем-то другим, не с Терри. — Писателю необходимо понимание явлений; трудно понять то, чего боишься. Марк глубоко понимал множество вещей, но не женщин — он их очень боялся.
— Но почему?
Она пожала плечами:
— Думаю, у Марка была та же причина, что и у других подобных ему мужчин, которых я знала, — его мать. Я ни разу не встречалась с Шивон Ренсом, но у меня такое чувство, что во времена его отрочества она управляла его сердцем и разумом, как жестокий завоеватель хозяйничает в поверженной стране, — ничего своего, сокровенного, постоянное ощущение неполноценности, никакого проявления мужского начала в поведении, ужасная необходимость все время оправдывать ее ожидания, иначе немедленная расплата — ее нелюбовь. А отец его был ничтожеством. — Женщина отвернулась к окну. — Знаете, Марк был стерилен. Он не мог иметь детей.
— Нет. Я не знала.
— Об этом никто не догадывался. Он сильно переживал… — Она задумалась. — Мне часто приходила мысль, что Марк считал: это его мать каким-то образом лишила его мужской способности. И что за сексуальностью Марка скрывается гнев, порожденный страхом.
Терри кивнула:
— Вчера вечером по телевизору показывали старую видеозапись, предвыборную кампанию. Он пытался быть ироничным, но чувствовалось, что он раздражен. И не абортами, а женщинами, которые добиваются права на аборты.
